Она выдохнула, плечи поникли. Потом уткнулась лицом в моё плечо и заплакала. Что я там хотел с ней сделать? Наорать? Спросить, почему молчала. Почему вообще все так случилось с нами? Не знаю.. Теперь я просто обнимал её одной рукой, в другой тлела сигарета, серый столбик пепла уже у самого фильтра. Слушаю, как дышит. Как бьётся её сердце, часто-часто. Вдыхаю её запах. И смотрю поверх светлой макушки, как за ноги волокут трупы людей Рогозина по двору, замывают следы крови на асфальте.
— Что теперь, Таир? Что будет с тобой?
— Справимся, — сказал, выкидывая сигарету, и в макушку ей уткнулся. Ответа, что дальше и сам не знал, но теперь был уверен, что точно справлюсь.
Эпилог первый. Ася
Я сразу поняла, что пришли по мою душу. Чуйка сработала, но как всегда, это не спасало. Машину подозрительную приметила, обернулась — рядом ещё одна. Дверь приоткрылась, а я испытала дежавю.
Только вместо Годзиллы на заднем сидении Таир расположился. Посмотрел на меня серьезно так и вздохнул:
— Сколько можно бегать, Сандугач? Садись.
Я секунду другую раздумывала, а потом устроилась рядом с ним.
— Далеко собралась на этот раз?
— Зачем тебе все это, Таир?
Вопрос этот меня волновал с тех самых пор, как Шакиров спасать меня приехал. По моей вине он оказался во все эти неприятности втянут, по моей вине — на его руках кровь чужая. Может, без меня обошлось бы гораздо легче, не мне ли знать, каково жить с ощущением того, что ты убийца?
— Дура ты, Сандугач, — заявил он устало.
— Дура, — послушно кивнула я. У него под глазами тени залегли, лоб прорезан морщинами. Я руку протянула и провела по одной пальцем, а он ладонь мою перехватил и потянул к себе:
— Домой поехали, там поговорим.
В квартиру его поднимались молча, я не знала, с чего начать, Таир думал о своем. Мы его только до больницы довезли, и пока ребята из охраны разбирались, что с ним делать, я тихонько слиняла из его квартиры, хотя велено было ждать и не рыпаться. Но удрать удалось недалеко и ненадолго.
В прихожей мой чемодан стоял. Дырявый, но такой родненький: я на колени плюхнулась и его к себе прижала, точно он самым главным в моей жизни был. Открыла его, а мне первыми под ноги вывались трусики ажурные. Вокруг черного телефона перевязанные, бантиком.
— Тимур, придурок, — произнес Шакиров из-за спины. — Это он пальто твое спёр, потом телефон подкинул, чтобы следить, куда ты поедешь, Пинкертон хренов.
Обернулась, Таир в руках два бокала держит с алкоголем, один мне протянул.
— Тебе пить-то можно?
— Поговори мне, — разозлился, — нужно, я бы сказал.