Хотя отец изо всех сил пытался мне помочь, он одновременно проявлял нетерпение. В результате он лишь закреплял мой страх перед водой. В психотерапии существует метод лечения фобии путем постепенного привыкания к длительному воздействию фактора, ее вызывающего. Именно это интуитивно пытался сделать отец. Но этот метод может дать и обратный результат, что и случилось со мной. Имея собственный негативный опыт, я всегда сопереживаю своим ученикам, когда оказывается, что они чрезмерно пугливы. Я была на их месте, поэтому знаю, как важно проявлять терпение и продвигаться в личном темпе животного, ничего ему не навязывая и не пытаясь ускорить процесс. Если бы я не усвоила преподанный мне в детстве урок и не применила полученное знание в обучении Бу, его история могла стать совершенно иной.
* * *
Я надеялась, что каждое занятие будет успешнее предыдущего, но после нервных перегрузок в грузовике все, на что был способен Бу, — это носиться по тренировочному залу. Занятия превратились в какой-то собачий пейнтбол. Бу издавал обезьяньи звуки или с безумным, хотя и радостным пыхтением тыкался в морды соседей, приводя их в состояние крайнего возбуждения. В отчаянии я отбрасывала всякий стыд и начинала издавать быстрые и пронзительные булькающие звуки горлом. Дома эти вопли неизменно привлекали ко мне внимание всех трех псин. Но на занятии они, разумеется, действовали на всех собак, за исключением моей собственной. Здесь для мозга Бу я каждый раз оказывалась лишь едва слышным голоском в бушующем море. Он напоминал шаловливого и совершенно неуправляемого малыша, которого пытаются заставить высидеть целый урок химии. Не обращая внимания на учителя, он болтает с друзьями и искренне не понимает, почему никто не жаждет как можно выше приподнять бунзеновскую горелку и посмотреть, что из этого выйдет.
Мы с Бу выглядели кончеными неудачниками-хулиганами, наподобие Джеффа Спиколи из «Быстрых перемен в школе Риджмонт Хай». Мы только всем мешали, нарушая учебный процесс, и при этом совершенно ничему не учились. Иногда Бу впадал в состояние прострации, тупо глядя в никуда. Все время между занятиями я учила его дома. Он садился, ложился, ожидал меня там, где я его оставила, кротко ходил рядом, по команде ронял предметы на пол и делал все, о чем бы я его ни попросила. Затем он забирался в ужасный грузовик и приезжал на урок, где принимался скулить и извиваться на конце поводка, на свой странный манер заигрывая с другими собаками, или, хуже того, просто смотрел в пространство перед собой. Остальные клиенты и инструктор считали меня никудышным воспитателем никудышной собаки.