Понимание приходило к Лиз ужасающими скачками. Сначала она заметила татуировку на руке мужчины. Это было многозначное число. Что могло вызвать такие горькие слезы у этого человека, прошедшего нацистские лагеря смерти? — спрашивала она себя. Возможно, он понес какую-то потерю? Возможно, сегодня день какой-то значимой для него одного годовщины? День его освобождения из лагеря? День рождения утраченной любимой? Лиз не могла ни о чем его расспрашивать, и ей оставалось только ждать, пока он немного успокоится. Как будто в ответ на незаданные ею вопросы, мужчина добавил звук в приемнике и протянул его Лиз, чтобы она сама услышала объяснение горю, которое он изливал в шерстку Анни. Они вдвоем сидели на скамье и плакали над этой трагедией и над трагедиями прошлого, пока Анни делала все, что было в ее силах, отдавая им лучшее из того, что только может существовать в отношениях между людьми и животными.
Слушая историю Лиз, я спрашивала себя, действительно ли Данте подходит для работы в Центре семейной помощи. Я разрывалась, осознавая, что мой исполненный кипучей энергии пес сможет многим помочь, однако не будет ли его жизнерадостность неуместной? Возможно, для данной деятельности нужна более кроткая собака, а не этот чудик, сначала облизывающий страдальца длиннющим языком и лишь затем переходящий к «расспросам»? Несмотря на сохраняющуюся работоспособность, ему было уже шесть лет, и его все больше мучила дисплазия тазобедренного сустава. Он, конечно, безропотно стал бы преодолевать вместе со мной расстояние в шестьдесят с лишним миль, отделяющее нас от Центра семейной помощи, но собаки с проблемами суставов плохо переносят длительные поездки в автомобиле. Повороты, торможения и остановки заставляют их балансировать, что создает чрезмерную нагрузку на суставы. Я уже неоднократно замечала, как неловко он порой двигается, и не могла подвергать его дополнительным страданиям. Поэтому я отказалась от идеи привлечь его к посещениям центра.
Собаки известны своей способностью терпеть небольшую и умеренную боль, поэтому порой бывает трудно определить момент, когда у них что-то болит. Мы все видели, как наши собаки с разгона врезаются головой в журнальный столик или другой твердый предмет, что не мешает им продолжать свою беготню. Случись такое с человеком, он немедленно разразился бы жалобами или проклятиями и, уж во всяком случае, на некоторое время приостановил бы свою деятельность. Некоторые люди воспринимают стоическую собачью реакцию на боль как позволение использовать жесткие методы дрессировки. Поскольку они не ощущают боли, значит, не страдают — такая логика свойственна многим. Но реальность такова, что собаки чувствуют