Услышала разговоры спускающихся людей и поднялась.
Надо как-то выжить.
Среди пропущенных оказался и номер похоронного агентства. Дедушка, как и многие пожилые люди, откладывал деньги на свои похороны. А зная повадки отчима, хранил их у старого товарища.
Мне пришлось всё взять на себя. Организация похорон, выбор гроба. А его друзья пришли на выручку. Родственники не жаждали разделить мою ношу. Боялись, что попрошу помощи.
Я почему-то ждала маму. Хотя давно потеряла надежду её вновь увидеть. И уж тем более получить от неё поддержку в трудный момент. Но ведь это похороны её отца, а мне даже неизвестно, как ей о них сообщить. И всё же я ждала её.
Но вместо неё явился отчим. На поминки. Поесть.
Не имея возможности больше терпеть всё, что происходит вокруг, я взяла Аню за руку и вышла.
Я задыхалась там. Мне не хватало воздуха. Не было сил смотреть на гостей. Им есть о чём поговорить между собой. Вспомнить дедушку. Но я могла помянуть его только с Аней. Все прочие люди для меня чужие. Посторонние.
— Спичка, а куда мы идём? — раздаётся голосок сестры, пока я целенаправленно, против сильного ветра иду вперёд. Ощущаю, как холод студит пылающие щёки и глаза, что жгут слёзы.
— К речному вокзалу.
Там любил гулять дедушка.
— Холодно, Сер, — сводит бровки домиком, — может, не пойдём?
Попробовала заглянуть в внутрь себя. Понять, как вести себя дальше. Чего бы хотел дедушка? Явно не того, чтобы его младшая внучка простудилась.
Мы присели в кафе. Тёплом. Десерт один на двоих и чайник горячего чая.
— Как ты, Пирожок? — смахиваю пальцем мазок шоколада с нежной щёчки сестры.
Она пожимает плечами, елозя ложкой по «Праге».
— Я тебя больше всех люблю, Спичка, — поднимает вдруг на меня свои ясные глаза и неожиданно добавляет: — Даже больше мамы.
Моё сердце трещит по швам. Кровоточит.
— И я тебя больше всех на свете и в тысячу раз больше мамы.
Улыбается мне зубами, тёмными от десерта.
А на следующий день пришли органы опеки.
В доме, как назло, находился отчим.
Я попыталась представить, какой видят посторонние люди нашу квартиру. Обшарпанной. Грязной. Убогой.
Я убиралась в ней, но это мало помогало. Влажной тряпкой не приклеить обратно отодранные в пьяном угаре обои. Не вернуть на место ламинат. Не заткнуть капающую из крана воду.
Мы спали с Аней валетом на одном диване. Нас устраивало. А оказалось, так нельзя.
Но самое главное — смерть опекуна.
Меня будто пыльным мешком ударили, когда я поняла, что Аню сейчас заберут. Мной овладела чистая, не смешанная ни с каким иным чувством паника. И только осознание того, что я могу всё лишь усугубить, заставляло меня держать себя в руках.