Хук слева (Дибривская) - страница 69

А Машка стояла рядом и рыдала от счастья, сложив ладони у лица. Я любил её и до этого, но то, какой бесценный подарок она мне преподнесла — бескорыстно и не преследуя никаких тайных целей — этот поступок показал мне степень её любви ко мне, и я притянул её в наши семейные объятия и начал покрывать лицо девушки поцелуями.

Мы вернулись в гостиницу глубоко за полночь. Я крепко держал её за руку, осознавая, как много эта девушка сделала для меня: я получил не только любовь и великолепную близость, но она смогла вернуть мне самого себя! Я буду последним идиотом, если когда-либо отпущу её руку.

Этой ночью мы любили друг друга иначе. Во мне больше не было никаких сомнений — если раньше меня занимал вопрос, достоин ли я любви, раз меня даже родители бросили, то сейчас всё изменилось. Я был достоин. Всегда!

Я осыпал Машку поцелуями, неторопливыми и нежными, а она постанывала от нетерпения.

— Влад, пожалуйста! — Выдохнула она в мои губы, и я не стал её разочаровывать.

Этой ночью она кричала моё имя, и я верил, что так будет всегда.

Сквозь сковывающий меня сон я успел шепнуть ей: «Спасибо, родная! Для меня никто никогда не делал такого! Ты вернула мне маму и веру, что дальше всё будет только лучше!» На краю сна и яви мне показалось, что девушка тихо всхлипнула, но я провалился в темноту и не успел узнать причину её слёз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Утро началось со сборов, мы покидали гостиницу, решив оставить вещи у матери и сходить напоследок на пляж. Моя мама — мне до сих пор не верилось в реальность происходящего — была рада нашему приезду. Она наготовила разных вкусностей и накормила нас сытным завтраком, а после — мы отправились с Машей к морю.

Несмотря на то, что солнце светило так же ярко и обжигало своими лучами, как и вчера, ветер сменил направление, и вода была слишком свежей для купания. Машка помочила ножки на прощание, а я наблюдал за ней, сидя на качелях. Самая прекрасная картина — видеть её счастливое выражение лица! Все её заботы остались в прошлом, печаль стёрлась лёгкой улыбкой, страхи растворились в моих поцелуях. Я не хотел улетать. Меня грызло необъяснимое предчувствие беды, что неслышной тенью подкрадывалась к нам со спины.

— Идём? — Наклонившись для поцелуя, спросила девушка.

— Да, пойдём к маме!

Мы вернулись в греческий домик матери, сытно пообедали и проговорили несколько часов. Машка оставила нас наедине, сославшись на усталость, и я немного смутился от вопросов новообретённой родительницы.