Света же на мою легкую фамильярность не обращает ни грамма внимания — это самое удивительное. Только фыркает одобрительно, засчитывая за мной победу в этом раунде дружелюбных пикировок, а сама делает знак продавщицам, чтобы уже заканчивали сборы моих покупок и тащили ей чек, которым она потом будет Козыря до кондратия доводить.
А… А сам виноват! Кто его просил включать режим феи-крестной?
Мне приносят новенький тренч, шарф, подобранный к нему бдительной Светой, а то пальто, в котором я приехала, уже пакуют отдельно…
Я все равно не очень верю, что не сплю. Ну, где там та фея и её секундомер, блин? Сколько времени у моей кареты до обращения в тыквенную запеканку? Ну не может же все это происходить в реальности, да?
А нет. Оно происходит. Весь мой «представительский арсенал» выносят из бутика и сгружают в багажник уже подъехавшего Марата, после чего он получает инструкцию — забрать меня вместе с мелкой часа через три и отвезти домой. Когда я ему позвоню!
И Марат даже не возражает, что его гоняют сегодня только по моим делам. На Свету уже выжидающе косится другой водитель, с другого края парковки, но она безмятежно стоит возле меня — сама чего-то ждет.
И я вдруг понимаю, что и сама этого ожидаю. Явления Ветрова, в смысле…
Что будет вообще? Мазнет ли его светлость по моей персоне равнодушным взглядом, презрительно ли скривит рот, когда узнает, кто именно оплачивал мои покупки, или…
А что или?
Я не знаю, что может быть еще. И запрещаю себе даже думать на тему, что Ветров может как-то иначе на меня посмотреть. Мне вообще плевать на его оценку, если уж на то пошло.
Просто — зачем?
Зачем весь этот азарт и желание сверкнуть именно перед его глазами?
Я ведь помню, что такое Ярослав Ветров, так чего тут вообще?..
Маруськина ладошка в моей руке сжимается сильнее, и это приводит меня в чувство. Я опускаю взгляд на дочь и сразу же замечаю, насколько она бледная на самом деле.
Да что там — она бы уже по стенам бегала, если бы я её за лапу не держала.
Солнышко мое… Прямо поперек мордочки крупным шрифтом напечатано: "А-а-а!" На неё невозможно смотреть равнодушно.
— Плюшка, — я приседаю напротив и сжимаю ладонями щеки дочери, — все будет хорошо, слышишь? Не бойся. Он очень хочет с тобой познакомиться.
Уж если Ветров изволил лично ко мне явиться и даже почти по-человечески попросить — встречи с Маруськой он и вправду хочет. А там… А там посмотрим. Очень вероятно — я его просто убью. Раньше надо было, конечно, но лучше поздно, чем никогда, так ведь?
— А если, — Маруська морщит нос, явно удерживая в себе тревожные слезки, — если я ему не понравлюсь?