Энциклопедия наших жизней. Семейная сага. Созидание, 1962 г. (Дудко, Дудко) - страница 9

Космонавты А. Г. Николаев и П. Р. Попович в процессе группового полёта осуществляли проверку работы всех бортовых систем, проводили медицинский самоконтроль, производили ориентацию кораблей в пространстве с использованием ручных систем управления и т. д.

Впервые в космосе работала интернациональная команда – чуваш и украинец.


Вспоминает П. Р. Попович.

"Андрей первым связался со мной:

– Беркут! Я – Сокол. Как слышишь меня? Прием.

Я – ему:

– Андрюша! Я тебя не только слышу, но и вижу. Ты летишь у меня справа, как маленькая Луна.

Николаев мне:

– Та чего? Я же Сокол. Ругаться будут.

Я – Николаеву:

– Да кто нас ругать будет? Они не доберутся до нас!

Вот так мы и переговаривались: «Андрюша» и «Паша». "Сокола" и «Беркута» не использовали.

Ещё до полёта решили некоторую информацию кодировать – не сообщать же на всю вселенную в космосе – «обделался», что у него болит голова или началась рвота. В этом случае на землю необходимо передать кодовое слово – «ромашка» – оно означало "болит голова", «гроза» – у космонавта рвота. Сообщать на Землю метеообстановку над Мексиканским заливом не входило в мои задачи, я передавал эту информацию как текст для исследования прохождения длинных волн, но совершенно упустил из виду, что обеспокоил руководителей полёта своим здоровьем. С других точек орбиты волны не проходили. Земля не могла их принять, а тут очень отчётливо: – "Над Мексиканским заливом ГРОЗА". В ЦУПе переполох – у Поповича плохое состояние, его – тошнит! Стали меня допрашивать о самочувствии и предполагаемых причинах расстройства. Они меня о «ГРОЗЕ» расспрашивают, а я им подробно – о молниях, совершенно выпустив из памяти кодировку неприятных ситуаций. Только, когда вступил в связь с Хабаровским, и Михаил Петрович Кадушкин, штурман из ЦПК, монотонным голосом спросил:

– "БЕРКУТ!" Я – «ВЕСНА-2»! Так какую ты видел грозу? – до меня дошел весь трагизм ситуации – ведь прервать полёт могут! Я заорал: – "Метеорологическую! Самочувствие нормальное! Всё отлично!".

Но на Земле уже приняли решение сажать П. Поповича. У руководства была причина для такого решения – понижение температуры в корабле могло привести к отказу бортовых батарей.

Ещё до полёта, горячие споры разгорелись по вопросу длительности полёта Поповича. Вылетев на сутки позже Николаева, он мог и посадку совершить на сутки позже. То есть оба находились бы в космосе по четверо суток. Сначала все пришли к согласию сажать космонавтов по программе: Николаева после четырёх суток, на 65-ом витке, а Поповича после трёх суток, на 49-ом витке. В вопросе – летать ли Поповичу лишние сутки – ни Смирнов, ни Королёв не решились взять на себя ответственность, и доложили Хрущёву. Хрущёв ответил, что, если по технике и самочувствию Поповича нет замечаний, то – "……почему мы должны его обижать? Запросите и, если он желает и может летать дальше, разрешите ему полёт на четвёртые сутки".