Доун, по истечении больше чем полутора суток прерываемого только на сон и еду секса, выглядела совершенно не измотанной, свеженькой и бодрой.
Ведьма, не иначе.
Диксон сам не заметил, как увлекся, забылся, словно под какой-то гипноз попал. С ней было до того нереально хорошо, что вообще вставать с кровати не хотелось. Так бы и валялся все оставшееся время.
Она, похоже, это почувствовала.
И помогла.
Закрепила, так сказать.
Сучка немецкая.
Теперь главное, страпон в зад не заработать.
А может, это она так мстит ему?
За обман?
Хотя, какой, нахер, обман?
Она сама хотела, сама была не против, сама потом его к себе притащила и трахала тут двое суток практически тоже… Сама.
Диксон, собственно, был только за. А кто откажется?
Ну вот теперь, похоже, пришло время расплаты за свою беспечность. За то, что поверил, несмотря на свой охеренный опыт, поверил, что баба вот так, без задней мысли, просто потому, что он такой крутой мужик…
Ну дебил, че говорить?
Прав, братуха.
Кстати, интересно, как он там?
Наверно, закрылся в номере и сидит, как сыч, носа на улицу не показывает, леший лохматый…
Ну ничего, вот выберется Мерл из этой медовой, мать ее, ловушки, и оторвется с братом на гребанном Октоберфесте. Не зря же столько часов летели.
И больше никаких баб! Ну нахуй!
Только выбраться бы теперь…
Появление Доун прервало размышления.
Мерл спокойно смерил её своим самым вызывающим взглядом.
Хороша, ничего не скажешь, очень хороша.
Кукла немецкая.
Нарядилась с намёком на дальнейшее развитие событий, не с намёком даже, а прямо таки с презентацией.
Чёрная кожа, забранные в высокий хвост волосы (ну, это ты напрасно…), женщина-кошка, блядь…
Хлыста не хватает.
А нет. Вот и он.
Решила, значит, сучка, восстановить статус кво.
Ну-ну.
Диксон улегся поудобнее, поощряюще кивнул, разрешая.
Она думает, что теперь она управляет ситуацией.
Ну пусть думает.
Доун, судя по всему, слегка растерялась от его реакции.
Не ожидала.
Думала, ругаться будет, вырываться, рычать.
А она, значит, укрощать зверя.
Диксону внезапно стало смешно, так смешно, что он еле сдержал лицо, чтоб не заржать.
Такая серьёзная кошечка, блядь…
Нет, это того стоило, стоило…
Хотя бы ради того, чтоб посмотреть на её милое личико, на закушенную неосознанно губу, на неуверенно поднятый хлыст.
Хлыст — это ничего, это даже прикольно. Хлыст мы переживем.
— Ты себя вёл очень плохо, Диксон.
О как! Заговорила все-таки!
Ну-ну…
Она подошла ближе, покачивая бёдрами, показывая себя во всей красе.
У Мерла, несмотря на ситуацию, опять потекли слюни, такая она была… Нереальная просто!
За это можно было дать ей чуть — чуть поиграть в доминирование. Как она любит.