- Арфа.
- Ах! - не сдержалась я и рассмеялась, не сумев скрыть восторг.
- Я так и знал!- ликовал Данил. А он, оказывается, азартный. В тот момент это показалось таким милым. Рома тоже...
Я почувствовала невероятную лёгкость в теле. И почему раньше не позволяла себе немного расслабиться и выпить?
Мне двадцать лет, некоторые ровесницы детей рожают, а я, как забитая в раковину улитка. Если бы не Рома, то и вспомнить нечего.
Музыка уже не раздражала. Запахи заведения отошли на второй план, заменяясь совершенно новым, доминирующим ароматом. Данила. Новый знакомый сидел ко мне так близко, что я вдыхала его, невольно дышала им. Наслаждалась раскованным смехом, вела непринужденный разговор, без строгости относясь к навалившейся раскрепощённости. Я парила в блаженном общении с привкусом лёгкого флирта, училась на ходу кокетничать и любезничать, и даже освоила стрельбу глазами.
Мятный коктейль сменился чем-то белым, сладким, с привкусом кокоса, а затем я пила что-то освежающе-апельсиновое. Поглощенная новыми вкусами, окутанная возбуждающим ароматом его парфюма, в котором легко позвякивали знакомые настораживающие нотки, я полностью расслабилась, отпустила себя.
А потом я уже в такси, в своей короткой дубленке, и руки Данила на талии, и губы так близко, и он наклоняется, словно принюхиваясь, вдыхает аромат моих волос, а мне немного неудобно и странно, но почему-то спокойно.
Подъезд, незнакомый, грязноватый, потертая дверь на втором этаже. В этот момент я словно очнулась.
- Мне, наверно, надо домой, - неуверенно произнесла я.
Данил притянул меня к себе, не позволяя договорить. Поцеловал, в первый раз за вечер, так сладко и умело, что из головы моментально вылетели все слова протеста. Ну как тут протестовать, когда так смотрят, так целуют, так трогают?
Я и не замечаю, как мы уже оказались в квартире, на мягкой, пахнущей свежестью, кровати, и я смотрю, завороженно и жадно, как Данил снимает через голову тонкий свитер. Он не включает светильник, вполне хватает света фонаря из окна. И его фигура в таком скудном освещении кажется чем-то нереальным. Словно не человек живой передо мной, а какое-то божество древнее, которое трогать нельзя, можно только поклоняться. Я, тем не менее, все же потянулась к нему.
Пусть божество накажет, но я хочу, до безумия хочу коснуться этих сухих, фактурно вылепленных мышц груди и живота, хочу провести пальцами по плечам, почувствовать их силу, их твердость, хочу попробовать на вкус эту чудесную ямочку между ключицами, а затем двумя руками спуститься вниз, расстегнуть джинсы и разглядеть наконец-то его всего целиком. Наверно, это мое немое восхищение, это какое-то жреческое желание отразилось на лице, потому что глаза Данила внезапно блеснули звериным потусторонним отсветом, а затем он обрушился на меня, сминая в своих руках совсем не бережно и нежно, а жестко, резко, непререкаемо.