На свалке воняло, но это только добавляло атмосферы. Нужна истерика, срыв границ, чтобы внутри никакого негатива не осталось. Мы разносили палками все, что подворачивалось под руку, а потом и вовсе расчистили себе кружок, тащили туда старые телевизоры и разбивали их. И расходились, распоясывались не сразу, а какими-то рывками энергии к горлу.
– Бесит Жильцов! – орала я. – Гнида решил, что может подмять под себя наш рынок, но он обломается!
– Мы этой твари еще устроим! – Стас невольно заражался и подхватывал ту же громкость. – Всем тварям устроим!
– И пусть начальницей становится Веста, хлебать ее через ногу! Веста хотя бы предана нашему общему делу! Среди всех крыс я предпочту свою крысу!
– В задницу Весту, в задницу Жильцова, в задницу Настю! – у Стаса уже почти голос срывался, и это звучало хорошо – искренне, открыто, как никогда я от него не слышала. – В задницу все Швейцарии! В задницу медклиники, которые не выдают дипломы! В задницу всех знакомых, которые спрашивают про дипломы! В задницу секции дзюдо! В задницу Дениса!
– В задницу Дениса! – поддержала я. – Если он так тебе не нравится, то в задницу его! Потому что мы – команда!
– Да нравится он мне, падла спортивная! Нравится, вежливый сукин сын! Пусть идет на свидание! Я ему потом еще и машину подарю – пусть подавится, пусть все забирает, негодяй ответственный!
Я осела на землю и больше не перебивала. Стасу надо это все прокричать, потому что спокойно проговорить подобное он не умеет. И он кричал, переходя то на одно, то на другое, но почти не упоминал меня саму – на мне стоял какой-то стопор, через который его психика не перескакивала даже в таком состоянии. И я не нашла ничего лучше, кроме как подсказать, хотя и намного тише, чем орал он:
– В задницу мою непроходимую тупость. В задницу трусость. Смелой я бываю только в работе, а больше ни в чем.
Стас наконец-то заметил мое присутствие и тоже осел на почти разбитый кинескоп. Уставился в землю или на свои руки, все еще сжимающие палку.
– Далеко не всегда трусость означает именно трусость, Полин. Иногда это просто желание отделаться наименьшими потерями.
– И тогда ты начинаешь только терять. Разве не так, Стас?
– Или я просто дорос до мысли, что даже избалованные папенькины сыночки всего на свете получить не могут. Ты вроде бы от меня этого и требовала.
– Стас…
– Заканчивай эту психотерапию, Полин. Она могла сработать только в том случае, если бы у меня были какие-то проблемы. Сердце и то швейцарцы подлатали, совсем никаких изъянов во мне не оставили. Мне теперь как-то даже неудобно быть самым идеальным в мире.