Вот только… похоже, вся моя хитрость, от которой у меня самой едва не потемнело перед глазами, прошла даром. Потому что Айден явно не собирался забывать то, о чем мы только что разговаривали.
— Так откуда ты, Селина, если не из моего королевства? — выдохнул он, распахивая шелковую ткань и касаясь губами моей груди.
Я едва дышала. Теперь это было похоже не на то, что я отвлекала его от разговора, а на то, что он пытался выведать у меня правду… совершенно нечестным способом.
— Я… издалека, — выдохнула через силу, сжимая пальцы в его волосах и пьянея от жара его губ. Лгать и умалчивать становилось все сложнее.
— Это я понял, — бархатно рассмеялся он и вдруг опустил руку, проникнув мне между ног… и тут же низко и хрипло закончил: — Моя влажная и горячая девочка…
Его зубы обхватили вершинку моей груди, а там, внизу, один палец легко проник в ноющую глубину, вырвав из груди невольный стон.
— Айден! — выдохнула я, прикусив губу, когда он начал двигаться внутри меня мелкими, но непереносимо сладкими толчками, одновременно лаская ладонью все самые чувствительные точки поблизости. Я широко распахнула глаза, встретившись с его хищным горящим взглядом. И услышала сквозь отголосок порочной улыбки на его губах:
— Давай, Селина, я хочу узнать о том, где ты родилась и как попала в Новую Райялари… И пусть это будет правда, моя хитрая фурия, потому что за обман придется снова тебя наказать…
И от его хриплого, бархатистого голоса, в котором звучала неприкрытая угроза, меня словно током ударило, а проклятая спираль внизу живота лишь сильнее натянулась, пульсируя голодом от каждого нового толчка пальцев имперского принца.
Мне казалось, я вот-вот умру на месте.
Мне не хотелось, чтобы он меня наказывал. А может, очень даже хотелось... Сложно было соображать в такой момент.
— Я… Айден… — выдохнула отрывисто, когда он прикусил меня за нижнюю губу, чуть оттянув ее и тихо прошептав:
— Не томи, моя горячая девочка. — И мягко, но настойчиво ускорил движения там, внизу.
Я рвано дышала, пытаясь удержаться на ногах, но в висках уже так сильно бил пульс, и казалось, что в любой момент от перенапряжения я просто упаду. В обморок или вниз со скалы, а может, и туда, и туда.
— Я не могу… не могу говорить, — ахнула, когда он каким-то невероятным образом надавил ладонью на самую чувствительную точку в моем бермудском треугольничке удовольствия, и у меня потемнело перед глазами.
Все тело скрутило, и создавалось впечатление, что я или разлечусь на осколки, или мышцы разорвет от напряжения.
— Я могу и остановиться, Селина… — обжег он меня горячим дыханием и вдруг стал нарочито замедляться.