— Но ведь… деньги не виноваты в том, что их владелец преступник.
— Ты к ним не прикоснешься, Лиза!
— А если… я отдам их Пригожину? Для его ребенка?
— Тогда тебя точно посадят за взятку должностному лицу.
— А я отдам их его жене. Тихо, чтобы он не узнал. Пусть вылечат сына. Ведь это будет правильно, Миша.
— Я тебе не советую.
— Я не спрашиваю у тебя совета. Я говорю о том, что будет правильно.
— Не смей ухудшать наше положение, Лиза.
Я вздохнула и отошла от сумки. Сил спорить с Воровским у меня точно не было.
В пять часов вечера за мной прислали машину. Я осторожно спрятала пакет с деньгами в сумку, пока Воровский был в ванной комнате.
Скоро меня повезли на допрос. Воровский взял свою машину и отправился следом за нами – после допроса мы планировали отправиться к моим родителям, а ранним утром должны были выехать в сторону Сочи.
…Старая пятиэтажка, обшарпанная дверь. Две тесных комнаты, в которых живет пять человек. Больной четырехлетний мальчик. Крошечная кухня, на которой едва умещались следователь Пригожин, я и еще один сотрудник.
Пригожин выглядел неважно. Нет, он все спрашивал по протоколу, но в его взгляде, в действиях чувствовалось отчаяние и безысходность. Я старалась прилежно отвечать на все вопросы о совместной жизни с Олегом. Руки дрожали, и было тяжело дышать.
— Мне жаль, что вам пришлось пережить такое, — вздохнул Пригожин. — Вашего мужа есть, за что привлечь к уголовной ответственности. Мы проверили все его данные. Он действительно собрал документы для успешной иммиграции и даже пересек границу. Но дальше отследить его местонахождение пока не удалось. Мы работаем над этим вопросом. Надеюсь, там, куда вы уедете со своим новым мужем, вы будете счастливы. Прочтите протокол, и если согласны со всем, что там написано, поставьте свою подпись.
— То есть… Олега в городе нет? — осторожно переспросила я.
— Нет, Лиза. Иммиграция – сложный процесс. Скорее всего, его данные еще обрабатываются. Или он не подал вовремя документы. Как только в базе данных иммиграционной службы Израиля что-то появится, мы сможем подать запрос израильским коллегам.
— Ладно…
Я робко взяла протокол.
Буквы прыгали перед глазами, когда читала собственную исповедь с подачи третьего лица. Смогу ли я когда-нибудь снова стать нормальной? Перестанут ли мне сниться страшные сны с участием Олега? Сможем ли мы с Воровским защититься от его ярости, если он надумает вернуться? А главное, защитить ребенка?
Не дочитала. Не смогла. Быстро поставила аккуратную подпись в самом низу и протянула Пригожину. Зря я так его боялась. Пригожин оказался обычным человеком. Человеком, доведенным до отчаяния болезнью своего ребенка.