Воровскому не хотелось уступать Лизу. Теперь, после всех ее откровений, она была ему дорога, как никто другой. И дело было уже не в пошлой переписке, которая заставляла их обоих последние сутки страдать от нереализованного желания. Здесь было другое. Это другое, пока еще покрытое мраком, заставляло Воровского дико ревновать. Во что бы то ни стало, утром надо будет отговорить Азуле от идеи вызвать Лизу в Москву.
Он вернулся домой, но дом еще никогда не казался ему таким пустым, как в эту ночь. Мерцающий искусственный камин в холостяцкой гостиной на первом этаже мягко освещал стены и спящего на полу Тайсона, а Воровский, открыв початую бутылку виски, медленно напивался. Он пил прямо из горлышка и не заботился о закуске. Тяжесть одиночества была такой сильной, что он даже не чувствовал горечи спирта.
Лиза. Она вдруг превратилась в желаемый приз, который разыгрывали сразу два игрока. Да что там два – три! Ведь ее психопат бывший тоже сгорает от непонятной садистской тоски. И Азуле, который еще недавно выдвинул на первый взгляд безобидное требование найти ему красивую русскую помощницу, теперь предстал во всей своей жесткой расчетливости. Такие, как Азуле, не просто так зарабатывают свои миллионы евро. Воровскому ли не знать, какую силу воли и смелость надо иметь, чтобы карабкаться наверх? Азуле на закате своей жизни вскипел страстью к русской Лизе. Молодая, красивая женщина и старик с миллионами.
Выберет ли она Азуле? Неужели выберет?
«Тухлая речка и железобетонная конструкция совсем не то, что может вдохновить женщину на подвиг выйти замуж за выжившего из ума старика», - язвительная фраза, которую Лиза бросила ему в первый день их знакомства.
Но тогда перед ним сидела возмущенная женщина, а теперь… кто знает? Выйти замуж и уехать в Париж. Стать женой престарелого французского миллионера, разве не заманчиво? Да и муж-психопат в этом случае не доберется.
Чем меньше становилось виски в бутылке, тем сильнее злился Воровский. Не отдаст. Нет, не отдаст ее французу. С этой мыслью он и заснул на диване в гостиной.
Субботнее утро встретило Воровского всей своей хмурой непривлекательностью теплой зимы – за окном повисли сизые тучи, а туман был таким сильным, что он скрыл машину во дворе.
Смятые рубашка и галстук, которые Воровский не потрудился снять накануне, давили грудь.
Гадкое похмелье саднило в горле мерзким привкусом и хотелось никогда не просыпаться.
Такие мысли – не просыпаться – подло подкрадывались каждый новый год и захватывали сознание. Найти стимул жить дальше, когда нет тех, ради кого стоит идти вперед, с каждым годом становилось все сложнее.