Она не сразу прикоснулась к нему. Залилась краской от смущения, чуть тронула его загрубевшие пальцы своими мягонькими пальчиками, а по Лёше ток побежал, словно в розетку гвоздик сунул. Ей надо было дать время восстановиться и отдохнуть, привыкнуть к новой ситуации. И Лёша решил, что двух недель хватит, а то он не выдержит и умрет от воздержания.
Сплетаясь пальцами, они медленно шли в дом. Вовочка посапывал на предплечье отца, чмокал маленьким ротиком. Маша наклонялась, чтобы с улыбкой радости рассмотреть его. Полюбила младенца сильно, как только очнулась. Теперь заботливо следила, как он не у неё на ручках. Прижималась теплой грудью к твердому телу мужа и не смотрела Лёше в глаза, чувствовала, с какой влюбленностью тот на неё взирает.
В доме Вова перекочевал в руки Александры, у которой лицо отразило такой восторг, что глаза на пол-лица засветились неописуемым восхищением. Она не беременела, но очень хотела.
Лёша поставил Марию перед зеркалом в прихожей и стал застёгивать на её шее цепочку с кулоном.
— Птица, — голос полный восторга.
Кулон не дотянулся до белых грудей, сиял выше. Девушка от счастья подпрыгивала на голых ногах. Алексей не понял себя. Как можно было лишать себя такого удовольствия, видеть, как любимая реагирует на подарки? Что, жалко было попугайчика ей купить? Кольцо или браслет? Для него это мелочь, а она мелочам не разучилась радоваться, от простого наслаждение получает. Её радость, его блаженство. Её забава, его утешение.
— Выходи за меня замуж, — самый лучший способ безболезненно склонить девушку к постели. — С праздником и белым платьем.
— Вот это по-человечески! — донеслось с кухни. — Прокопьевых пригласим.
— Лёшка Владимирович, — зашептала Саша, боясь разбудить младенца, — разреши мне организовать. Я всё устрою. На высшем уровне.
— Через две недели, — приказал альфа, больше он не выдержит.
Теперь Маша стояла к нему лицом, в глазах нега благоденствия. Губки заманчиво приоткрылись, привлекающие своей полнотой. Она хотела его чмокнуть. Ну не удержался зверь, захватил своим ртом все её сахарные уста, горячим языком прошелся по нёбу. С её язычком крутился, всасывал, как сладость. Почувствовал, что тело её умягчается и словно поддается его воле.
— Ух ты, — протянула Маша, с трудом оторвавшись от поцелуя.
— Ты ух, — подмигнул ей Лёша.
Всё испортил Вовчик. Теперь это его святая обязанность — заявлять о себе в неподходящие моменты. Недовольно заёрзал в руках тётки незнакомой, наморщился.
— Мне покормить надо, — Маша поспешила ребенка забрать и пошла в комнату.