От этого у него было приподнятое, праздничное настроение. Компас работал четко, яркий свет заливал пост, ровное жужжание было спокойно и чисто. Хорошо знать, что машина исправна, хорошо знать, что исправностью этой она обязана тебе, хорошо прятать веселую гордость специалиста за внешним безразличием уверенного спокойствия!.. Снигирь даже позабыл об англичанине.
О нем напомнил Таратыгин, который спустился в центральный пост подменить Снигиря на ужин.
- Раскусили, - сказал он торжествующе и пустился в сложные объяснения, почему, оказывается, кормовой компас неладно работал.
- Без англичанина не справились-таки, - кольнул Снигирь с ехидцей. Технички!
- Дался тебе англичанин! - рассердился Таратыгин. - Да и не он вовсе нашел, а Костровцев!
- А зачем тогда этого черта приглашали? - сказал Снигирь непримиримо. Кланяться всяким, когда у самих головы есть... И неплохие, советские...
- Твоя-то уже очень советская! - съязвил в ответ Таратыгин. "Шовинизьма" и есть, недаром прозвали! Иди ужинать!
Ужинать Снигирь пошел, но после все же заглянул в кормовой пост. Костровцев и англичанин разговаривали у весело чикающего компаса. Баев тоже повеселел - позор с кормовой матки был снят, и она уже пришла в меридиан. Нет ничего обиднее недоверия к твоему прибору.
Английская речь щелкала, култыхала и шипела. Англичанин был виден в профиль, и подергивания его щеки не было заметно. Снигирь смотрел на него с худо скрытой неприязнью. Такие же лица были у тех розовоскулых матросов резкие, надменные, длиннозубые и бритые.
Англичанин повернул голову и, увидев Снигиря, сказал что-то Костровцеву, улыбнувшись.
- Спрашивает, ты еще юнга, по-ихнему ученик? - перевел Костровцев. Отвечай ему, я переведу.
- Сам можешь сказать, знаешь ведь, - ответил Снигирь сердито. - А впрочем, скажи ему, что три года назад я о гирокомпасе и не слыхал, а теперь специалист. Скажи, если потягаться, так я его английскую морду умою, хоть он пять лет на заводе работал. И потом скажи, что я очень рад, что не он, а ты догадался, в чем неполадка была.
Костровцев усмехнулся и перевел, выпустив, очевидно, многое.
- Удивляется, что у нас очень молодые специалисты, - сказал он, когда англичанин замолчал. - А тебя хвалит, говорит - догадливый.
- Черта мне в его похвале! - оборвал Снигирь и вышел из поста.
На верхней палубе его охватила сырость. Она висела над морем, сгущаясь у горизонта в мутную мглу. Финский залив превратился в открытое море без видимых берегов.
Но линкор не уменьшал хода. Видимость оставалась достаточной, чтобы вовремя заметить встречные корабли. В неверной мгле, скрывшей берега с их маяками и знаками, линкор продолжал свой быстрый прямой путь, доверяясь гирокомпасу. И Снигирь ощутил прилив гордости.