Капитан Нолак стоял на продуваемой всеми ветрами смотровой площадке Южной башни замка Штандерг, рассматривал Нулу, сияющую точно новенькая серебряная марка — благо в черном ночном небе не было ни облачка. Он никак не мог заставить себя отправиться на очередную проверку караулов. Куда важнее было предаваться мрачным размышлениям о том, какой разнос устроит ему дома визгливая сварливая баба, которая по какому-то нелепому недоразумению девятнадцать лет назад стала называться его женой. Благодаря крепости самогона в таверне «Под хвостом у русалки», не иначе. А в том, что разнос будет, можно не сомневаться. Повод весомый — не далее чем утром барон ди Ортано, начальником охраны которого Нолак служил последние пять лет, лишил его трети жалованья за этот месяц. Три серебряные марки! О том чтобы отдать сына в хорошую фехтовальную школу, можно забыть как минимум на месяц, а то и на все два, учитывая, что наверняка придется залезть в долги.
А все из-за этого дурака Лохматого из второго десятка! Так уж повелось, что простым солдатам жалованье выдавали в первый день месяца, а капитану — в третий. Первый день месяца был вчера, поэтому Лохматый не придумал ничего лучше, кроме как завалиться в какой-то портовый кабак с намерением спустить часть полученного жалованья на кислющее дешевое вино и доступных девок. А ведь еще в прошлом месяце, после десяти палок по спине, клялся Великим, что бросит пить. Наутро он явился на объявленный бароном внеплановый смотр в состоянии, крайне далеком от образцового для доблестного солдата замка Штанберг, родового гнезда ди Ортано. Перегар, расползающийся от него во все стороны, учуял бы даже старый Джо, конюх его милости, который славился своими недельными запоями. Что уж говорить о бароне. В итоге ди Ортано поступил по справедливости — лишил капитана трети жалованья, а солдату велел выбрать наказание самостоятельно, соразмерно его проступку.
Когда капитан вспомнил о наказании Лохматого, на душе чуточку потеплело. Проштрафившемуся солдату предстояло неделю нести службу возле огня Великого. Капитан давно практиковал подобный вид наказаний. Для солдат стояние в парадной форме возле не гаснущего ни на секунду костра в маленьком душном помещении, без права даже пошевелиться в течение четырех часов — гораздо страшнее, чем лишение увольнительных в город или денежное взыскание. Лохматому достались семь внеочередных ночных смен. А вспомнив его окровавленную разбитую рожу и рот, в котором не хватало двух передних зубов, Нолак позволил себе злорадно ухмыльнуться, даже не смотря на саднящую боль в сбитых костяшках на правой руке.
