— Да, дождь.
На несколько секунд в трубке воцарилась тишина.
— Вы любите дождь, Анна?
— Нет. От дождя становится грустно.
Паника приливала к щекам горячей волной. Зачем я говорю с ним? Ну, зачем?
— А мне он нравится, — хрипло усмехнулся мужской голос на другом конце провода.
От такой истинно мужской усмешки по спине снова побежали мурашки. Дыхание сбилось.
— Зачем вы мне звоните, Константин?
Он ухмыльнулся.
— Хотел узнать, не передумали ли вы насчет работы у меня.
— Неужели больше нет претенденток?
— С такими волосами и глазами, как у вас, нет.
Я почувствовала, что он улыбается.
— Мне жаль. Я не подхожу на роль постельной игрушки.
— Я удвою сумму, и половину выплачу вам авансом, если согласитесь отработать месяц.
— Удвоите? — хрипло прошептала я, и сердце заколотилось в висках бешеным стуком. — Отчего такая щедрость?
— Скажем, с вашим уходом мой кабинет опустел. У вас в роду случайно ведьм не было?
— Не знаю.
— Мне кажется, были. Иначе, как еще объяснить мое влечение к вам в канун Хэллоуина?
— К чему вам замученная бытом и неподъемным кредитом на квартиру женщина, Константин?
— Материальные проблемы легко решаются. А вот забыть ваши зеленые глаза намного сложнее… Что на вас надето? — внезапно сменил тему он.
— Зачем вам это? — сердце бьется так отчаянно, что мне не хватает воздуха.
— Скажем, мне интересно, в чем вы предпочитаете ложиться в постель.
Чувствую, что он улыбается где-то там, в своей неведомой спальне.
Кожа покрывается волшебными мурашками, вспыхивает — против всех доводов разума мне нравится наша опасная игра в слова.
— Так что на вас надето, Анна?
— Ничего.
Слышу, как он напряженно сглатывает. Понимаю — его тоже зацепило, и от этого испытываю странное торжество. Истинно женское, от того, что все еще могу, оказывается, нравиться мужчине. Пусть его и обвиняют во всех преступлениях нашего города.
— Я только что из ванной, на мне широкое полотенце, — подсыпаю перца в наш разговор.
Мгновение он молчит.
— А волосы? — звучит у меня в ушах резко охрипший голос.
— Волосы влажные, в совершенном беспорядке. Я не успела их высушить.
— Вы заводите меня своими ответами, Анна.
— Я не хотела. Вы сами спросили.
Улыбаюсь против воли, просто от того, что я ему приятна в этой полной болезненного одиночества осенней ночи.
— Жаль, что вы так далеко… — хищно выдыхает он. — Я бы хотел запустить пальцы в ваши волосы, притянуть к себе и поцеловать. Медленно снять полотенце, погладить обнаженную спину, усыпать поцелуями шею и плечи…
Моя кожа вспыхнула огнем. Все, что он говорил, ярко рисовало воображение. Вот я стою перед ним у того самого камина, совсем без одежды, волосы рассыпаны по плечам. Он — без пиджака, в одной рубашке. Галстука нет, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Его руки — такие сильные, шероховатые на ощупь, — гладят мои плечи, спину, опускаются ниже, оглаживают ягодицы, и я плавлюсь от прикосновений. Его губы опускаются на мои, целуют — жадно, властно…