Утро. Я понуро давлюсь кофе у Константина на кухне. Он стоит у окна, скрестив руки на груди. Константин мрачнее самой темной тучи. Он и в хорошем настроении пугает своей мрачностью, а вот в плохом… к нему лучше не приближаться.
И, тем не менее, я осмеливаюсь поставить чашку в мойку и подойти к нему.
Обнимаю его сзади за талию.
— Костя… не злись на меня, пожалуйста. Мне предстоит битва за Еву в суде. Суд не отдаст ее мне, если я буду болтаться у тебя, а она останется с моими родителями. Как бы хорошо нам не было, а она все равно на первом месте. Ты никогда не был отцом, тебе этого не понять.
Он резко сбрасывает мои руки с себя. Разворачивается ко мне, хватает за плечи. Лицо перекошено от ярости.
— Да что ты вообще знаешь?! Думаешь, если ты родила ребенка, тебе все известно?! Что ты знаешь про одиночество, Аня?! Ничего ты не знаешь!
— Прекрати… ты меня не понимаешь! Я и Ева — одно целое! Не смогу я отдельно от нее жить!
— Тебе сложно попросить меня поговорить с твоим мужем? Да он на тебя завтра же квартиру отпишет, еще и ипотеку погасит досрочно!
— А потом побежит в суд и предъявит доказательства, что на него оказывали давление! И тогда Еву заберут… Найди девушку, которая удовлетворит твои запросы. Пусть подпишет контракт, и делай с ней все, что душа пожелает. А я уезжаю к родителям…
— Никто не заберет у тебя Еву!
— Но жить я могу только с ней! Я и Ева, понимаешь?! Ты ведь к этому не готов. Не готов видеть каждое утро не только меня, но и Еву, правда же?
Несколько мгновений смотрю на него. В сердце боль. Горькая, жуткая. Оно разрывается на части. Господи, как же я не хочу от него уходить… Его губы, руки, его запах — всего за несколько дней стали такими родными… и кажется, я насильно вырываю из сердца своего любимого мужчину.
«Он молчит. А значит, не хочет возиться с моим ребенком».
— Прощай, Костя…
Подтягиваюсь на цыпочках, осторожно целую его в прохладные губы.
Он отталкивает меня от себя — резко, грубо, как будто намеренно желает причинить мне боль.
— Хочешь уходить, уходи! И нечего спектакль разыгрывать!
Вздрагиваю от его крика, быстро выхожу из кухни. Срываю с вешалки в гардеробе пальто, натягиваю сапоги. Слышу, как с грохотом падает стул, и дрожащими руками отпираю замки на входной двери. Забираю вещи и опрометью бегу к лифту. Нет, я не хочу слышать, как из-за меня бьется посуда и ломается мебель в его квартире.
Выхожу из подъезда и жмурюсь — яркое солнце слепит глаза. На дорожках изморозь. Коричневые и желтые листья прилипли к тротуарной плитке.
Моя белая машина припаркована на стоянке рядом с торговым центром «Тихий Дон». Гружу сумки, забираюсь внутрь. Достаю из бардачка очки от солнца и включаю зажигание. Несколько движений — и я вливаюсь в поток машин, медленно движущихся вдоль подмерзшей набережной. На душе прогоркло, как никогда.