– Мам, - теперь я обрываю. – Не перегибай. У нас в команде никто не пьет. Не курит тем более.
– А про девиц молчишь, - цепляется она.
Молчу.
Да.
Есть такое.
Но а что? Мне двадцать, и у меня потребности, утром под одеялом поднимается флаг.
Смотрю на нее, она мимо меня, взглядом провожает девчонок из группы поддержки, качает головой:
– Надо, Эрик. Дом большой, места всем хватит. А этих своих девиц...
– При чем тут девицы? – морщусь. Сейчас взорвусь. – В чем дело? Мой моральный облик тебя не устраивает или мужа твоего нового?
– Эрик! - она ахает.
Молчу.
И каюсь. Правда. Грубить не хотел, но я на нитке и так, настроение, как комок пыли где-то за плинтусом телепается.
– В общем, ладно, - она стряхивает с моей футболки невидимые соринки. – Не обиделся, что на игру твою не успела?
– Нет, конечно, мам.
– Ясно, - она топчется на месте. Закусывает губу. - А как все прошло? Проиграли?
– Выиграли.
– А чего такой хмурый?
– Да устал просто, - улыбаюсь.
– Куда сейчас поедешь?
– Мы... - осекаюсь. Скажу про клуб – и заново шарманка про доступных леди и винно-водочные изделия начнется. – Не знаю пока. Во сколько завтра к вам?
– В ЗАГС поедем в десять, кафе там рядом. К половине двенадцатого приезжай, - напоминает она, и лицо в предвкушении снова светится. – И, Эрик. Подумай. Давид будет очень, очень рад, если ты переберешься к нам. Завтра познакомитесь с Эммой – она чудесная девочка.
– Не сомневаюсь, - с трудом гашу веселое хмыканье. – Ладно, мамуль, - открываю для нее дверь.
Она усаживается за руль.
Резво стартует.
И я тоже погнал.
Эмма. Дивное имечко у дочери Давида.
Как мужчина я в восторге от Эммы Робертс и Эммы Уотсон, Эмма Стоун тоже горячая штучка.
Но Эмма Давидовна Одинцова – не тот случай. У меня сестра намечается, которую я в глаза не видел, и знакомиться нам нет смысла.
Зачем?
Разве что она тоже любит хоккей, иначе о чем нам с ней разговаривать?
Плюхаюсь в авто.
– Минутка воспитания закончилась? – Андрюха щелкает кнопками радио, скачет по волнам. – Когда переезжаешь?
– Отвали, - беззлобно смеюсь. Сдаю назад, медленно разворачиваюсь. Замечаю на парковке коренастую фигуру рефери в полосатой, как у моряка, рубашке. Киваю в окно. – Мудак подал рапорт. Домой покатил.
– Да забей ты, - друг разваливается в кресле. – Щас в клубе расслабимся.
Хотелось бы.
Мчу туда.
Народу в клубе пока мало, еще не подтянулись, вечер в самом разгаре. Дым ядовито-зеленый, с другой стороны рассеиваются облака фиолетового, плывут к стойке.