Ходили по этим Альпам и очищали их от «банд» по-нашему, хотя они себя называли «партизаны». Только в нашей части было много убито и ранено – вот такой был Мир для нас бойцов.
Когда их захватывали, попутно освобождали и, немцами забранных, гражданских лиц – мужчин, женщин, детей. Здесь были все нации, но больше русских, украинцев, белорусов, французов, бельгийцев, евреев, голландцев, англичан, американцев, шведов, финнов и много других национальностей. Насобирали их 995 человек. Дали мне 4 солдат, а меня старшим назначили, и поставили их вести километров 70. Мы верхами, а они пешком.
Муки мы с ними приняли очень много. Тут же было много военнопленных из банд, солдаты, которые ушли в банды, то есть в партизаны. Область южная, жара страшенная стояла, пыль. Они сядут переобуться и не встают, молчат, мол, у вас закон – бить нельзя. Но с большими трудностями всё же добрались до места назначения. Стали сдавать по счёту, у нас трёх не хватает. Тогда один солдатик бойкий изловил тамошних жителей и в лагерь их. Они маячат, дескать, «мы – местные», а он – «ну и чёрт с вами, допросят и отпустят, ничего с вами не будет». Так мы и отчитались «без потерь».
Обратно вернулись в свою часть с документом, что всё в порядке. За что получили благодарности. И нашу часть уже поставили на охрану дороги, по которой ездят американцы в столицу Австрии город Вену, потому что она временно была разделена на четыре части, а вокруг были наши войска и три дороги были под охраной.
Десятого июня был выходной. Наш командир роты лейтенант Кузнецов всех посадил за стол и заставил писать письма родным. Все написали, он их собрал и стал выбирать себе писаря в роту. Как раз доля выпала на меня, и он сказал: «Товарищ Пирогов, будешь писарем роты». С 11 июня началась моя писарская работа, а писаря, который был до меня, демобилизовали домой, так как он был 1900 года рождения.
Вот с 11 июня 1945 года у меня появилась специальность «писарь». Вместо восемнадцати рублей и восемнадцати шиллингов мне стали платить двести рублей и двести шиллингов. И на вечерней проверке, если нет старшины, то докладывали писарю. Докладывали младшие лейтенанты, лейтенанты командиры взводов. Потом мой почерк заметил комбат и перевёл в батальон. Потом мой почерк заметили в полку, и я там очутился писарем ОВС, то есть писарем Отдела Вещевого Снабжения полка. После чего мой почерк заметил самый грозный человек, председатель военного трибунала, генерал-майор. Он отдал приказ командиру полка, чтоб писаря Пирогова В. Я. послали в штаб дивизии к председателю Ревтрибунала, и явиться в срок без опозданий.