Леша так и не понял, кто в итоге пригласил его на праздник: суетливая Фрина или все же Пандора, но кто-то распорядился, чтобы ему поставили табуретку в самом дальнем углу симпосия. Было неясно, в каком качестве он присутствует на пиру. Несколько раз Алексей вскакивал и помогал слугам занести в пиршественный зал особо большую амфору с вином или огромный поднос с жареной рыбой. Но все же изредка виночерпий, повинуясь еле заметному кивку Фрины, подходил к нему и подливал вина, а разносчик еды, обойдя всех гостей, подносил к нему блюдо с остатками угощений. Вот только еда почти не лезла Леше в горло. Украдкой он бросал в сторону Пандоры встревоженный взгляд, и на душе у него становилось все тяжелее и тяжелее.
Пандора, как и в прошлые застолья, сидела на клисмосе подле ложа Алкивиада, и молодой эллин явно пустил в ход все свое обаяние, чтобы очаровать девушку. Он непрерывно смеялся и шутил, не сводя с Пандоры восхищенного взгляда. Алкивиад внимательно следил, чтобы килик Пандоры не оставался пустым, фонтанируя разнообразными поводами, в честь которых требовалось осушить сосуд до дна. Леша с беспокойством наблюдал, как всегда сдержанная девушка смеется неуклюжим шуткам, как озорно блестят ее глаза и горят румянцем щеки. Похоже, Алкивиад намеревался взять реванш за свое поражение.
Он свесился со своего клине, почти касаясь щеки Пандоры, и громко спросил, пытаясь перекричать музыку:
— Хочешь сыграть в коттаб?
Фрина зааплодировала, воодушевленная таким предложением.
Пандора неловко развела руками:
— Я не умею…
— Всемогущие боги! Откуда в Афинах взялась девушка, которая не умеет играть в коттаб? — с нарочитым недоумением воскликнул Алкивиад.
Гетера на соседнем ложе усмехнулась:
— Возможно, из приличной семьи? А не из тех мест, откуда обычно происходят твои девушки…
— Эээ… Ну да… — на мгновение смутился Алкивиад, но тут же покровительственно коснулся плеча Пандоры. — Не переживай, я научу тебя!
По сигналу Фрины слуги принесли высокий бронзовый шест, опоясанный тонкой медной пластиной. На конец шеста аккуратно поставили небольшую статуэтку сатира. Судя по тому, что закрепить шест с балансирующей сверху фигуркой удалось далеко не с первого раза, слуги, как и их господа, хорошо проводили этот вечер.
Наконец все было готово. Алкивиад сделал большой глоток, оставив на дне несколько капель. Затем демонстративно просунул указательный палец в ручку сосуда и выгнул кисть, готовясь к броску.
— Посвящаю это вино самой прекрасной афинской девушке, имя которой я не решаюсь назвать! — громко и нараспев произнес Алкивиад и сделал резкое движение рукой.