— Ты такая бледная, — расстраивалась подруга. — Ну, ты чего? Не спала сегодня, что ли? Я Женьку спрашивала, насчет твоего пацана, знаешь, что сказал?
Морген вздохнула: судя по расстроенному лицу Гали, ничего доброго.
— По этим делам, которые связаны с участием в Дне мертвых, ничего не сделать. Ни через знакомых, ни взятками — и наоборот, лучше вообще с этим не соваться. Там жуть что творится, следят за каждым, и наказание ужесточают, если ловят, что за ответчика хлопочут. Понимаешь, да? Женька говорит, надо ходить на все заседания суда, сколько бы там ни было, и еще посоветовал, чтоб тебя обязательно свидетельницей вызвали. Ну, понимаешь, да? Чтобы ты сказала: единственный сын, хороший мальчик, запутали и все такое.
— Ясно, — кивнула Морген.
Наклонилась, обняла Галку за круглые плечи.
— Спасибо тебе, — сказала она. — Надеюсь, как-нибудь выберемся.
Галка была младше, ниже ростом, романтичнее — и одновременно прагматичнее. В свои тридцать один она все еще верила в диеты, принцев и большую любовь, что не помешало ей развестись и менять любовников, едва только те выпадали из светлого образа Правильного мужика.
Морген взглянула на часы — скоро обход, чаю бы успеть выпить, но их атаковали с двух сторон: Кирилл подхватил ее за локоть твердой рукой, а в Галку вцепилась тоненькая бабуля из третьей палаты:
— Галина Петровна, а Галина Петровна? — печально сказала она. — Сегодня-то выпишут? Мои звонят, готовы забрать.
— Да уж, — тут же рассердилась Галка и отпустила Морген. — Им опять небось с детьми некому сидеть? А вам тяжести нельзя, и вообще отдохнуть надо еще хоть до конца недели.
— Галиночка Петровна, — вздохнула бабуля. — Так свои ж, родные… да и тоска мне тут, руки некуда деть…
— На минутку, — тихо сказал Кирилл, оттягивая Морген от них в оконную нишу.
Морген глядела в его ясные, темно-серые глаза. Машинально протянула руку — убрать смоляную жесткую прядь с лица. Когда-то ей льстило, что Кирилл начал ухаживать именно за ней, хотя в отделении было полно более молодых и красивых женщин. Он был спокоен и рационален, и их отношения радовали неизменностью и отсутствием страсти. Ни склок, ни раздоров: тихая гавань.
— Ты мне по-прежнему нравишься, — сказала Морген. — Только давай со всем этим закончим. Я не смогу потащить на себе еще и амурности разные.
— Мор, — примиряюще произнес Кирилл, и Морген поморщилась.
Сколько бы она не объясняла ему, что сокращать принятое имя мага — дурная примета, Кирилл упрямо игнорировал.
— Не знаю, что тебе сказали. Но ты мне важнее всех других женщин, и мелкие ошибки давай оставим в прошлом.