Сова был прав: Лейтэ совсем ничего не понял и не увидел. Ведущий что-то эдакое порой выдавал, что было неправдой, а вот остальные — нет. Даже заранее зная, что выступающие в передаче люди лгут, Лейтэ не смог этого увидеть.
И в фильмах, где играли по-настоящему классные актеры, этого тоже не было. Они верили в то, что говорили и что делали, и потому превращали придуманные кем-то слова в истину.
Лейтэ не хотелось во всем этом разбираться, чем больше он узнавал, тем хуже ему становилось, и все сильнее было желание накрыть голову подушкой и не вылезать оттуда долго-долго.
Мелькали трусливые мысли о том, что можно попросить маму что-нибудь сделать, чтобы она вытащила его из этой кривой неправильной школы, где на уроках физкультуры они после отжиманий и пробежек отрабатывали сабельные удары и метание кинжалов. А на уроках биологии наизусть затверживали список сущностей, которых нельзя убивать, несмотря на их опасность, и изучали разницу между горбанами и русалками. А эта парафизика, которая должна была начаться на следующей ступени… и еще начерталка, от названия которой плевались все однокурсники…
Но каждый раз когда он возвращался домой, он пытался выглядеть спокойным, и говорил, что хоть трудновато, но он как-нибудь разберется.
Ему уже объяснили, в первую очередь объяснили, что теперь его родители — только номинально, по старым бумажкам родители, а настоящую ответственность за него несут государство и Институт.
Вот таким образом, быстрее, чем он думал, исполнились его мечты о самостоятельности.
Сова все-таки изредка тоже врал и совсем не смущался, когда Лейтэ говорил ему об этом.
Лейтэ уже привык к нему, и, наверно, сейчас это был единственный человек, которого Лейтэ без стеснения уличал во лжи. Остальных не решался. И без того ребята лишний раз старались не подходить. Лейтэ изо всех сил притворялся, что его это ни капли не волнует.
Один пацан немного подкалывал его по поводу того, что Лейтэ первое время рвало чуть что, но Лейтэ пару раз насовал ему в морду, и тот успокоился.
Зато насчет старых друзей ему сразу сказали, что они «отвалятся» — так и вышло. Игорь не перезвонил, а когда Лейтэ поймал его после школы, наврал про телефон.
Легче всего было с Гепом — пес ничуть не изменился. Он был истинным от носа и до кончика хвоста.
Теперь Лейтэ не видел золотого дыма, когда люди врали, он просто различал правду и ложь, как люди различают оттенки цветов. Иногда ему казалось удивительным, что остальные этого не понимают.
С учебой у него не очень клеилось. В подготовительном отделении не было таких классов, как он привык — просто потому, что все ребята были разные, кто старше, кто младше. Их старались объединять в небольшие группы, чтобы на общие предметы вроде тех, что в обычной школе дают, ходили вместе. По маг. истории ему пришлось догонять: выдали планшет с учебниками и сказали, до какого параграфа зубрить, чтобы уложиться со всеми. По парабиологии и практическим занятиям у него была индивидуальная программа, по которой он катастрофически не успевал. Преподаватель практики, молодой чернявый парень врал, что все в порядке, потом вспоминал, что Лейтэ понимает, и смущался.