А что с моим зрением? Киса надо мной словно поддёрнулся рябью, замерцал и…
Широкие мужские ладони обхватили моё лицо. Твёрдые, мозолистые подушечки пальцев аккуратно погладили по скулам.
Вместо огромного сумеречного кота надо мной нависал, опираясь на локти, Теон. Сам лесной Владыка. Полностью обнажённый. А я продолжала на автомате чесать его за ушком, теперь уже человеческим — не кошачьим.
Вскрикнув от неожиданности, я отдёрнула руку. Чужое горячее возбуждение упёрлось мне в живот.
— Вла… дыка?
— Миалэ. Любимая.
Глава 37
Так и знала, что эта «любимая» мне аукнется.
— Теон, что ты тут делаешь? Что я тут делаю? Что, Бездна дери, происходит? — я судорожно попыталась натянуть на голую грудь остатки платья. Тщетно. Когти у кисы оказались острые и порвали одежду на тонкие лоскуты.
Владыка оскалился хищно и нежно одновременно.
— Миалэ…
Сдалась ему эта Миалэ, но теперь поздно просить называть меня Мхил Дракар. Дрот, и надо было такое ляпнуть. В следующий раз, когда ко мне явится с визитом владыка чего-нибудь — леса, болота, пряничного домика, — я притворюсь глухонемой. Слепоглухонемой злодейкой.
— Миалэ, — повторил Теон.
Как получилось, что он устроился между моими ногами? Когда успел? Обнажённой кожей я ощущала крепость его грудных мышц, мускулистого живота и… того, что, хвала богам, немного потеряло в размерах после обращения кисы в человека.
— Тогда, на Хароне, ты позволила называть тебя любимой.
Позволила на свою голову. Теперь разгребала последствия.
— И я понял, что могу пригласить тебя на брачную охоту не в качестве наблюдателя, а — полноценного участника.
То есть, говоря простыми словами, я сама себе вырыла яму, так?
— Ведь не стала бы свирепая Мхил Дракар разбрасываться словами.
Стала бы! Ещё как стала бы! Я только этим последнее время и занималась.
Теон зарылся пальцами в мои волосы, наклонился, чтобы мы соприкоснулись носами. Вечер перед праздником я потратила на то, чтобы разобраться с кошачьими традициями и не попасть в просак, снова. К сожалению, ни одна книжка по истории народов, ни один внушительный фолиант и длинный пергаментный свиток из библиотеки Кхалэ не поведали о том, что представляет из себя охота дурман-огней, зато я узнала много нового. Например, эта целомудренная ласка — потирание носами — выражала высшую степень привязанности, была фактически признанием в любви.
— Ты бы не позволила мне такой дерзости — называть тебя любимой, если бы не хотела объединить наши правящие дома. Если бы я тебя не привлекал.
У меня дёрнулся глаз. Что я могла ответить на это заявление? В тот день у меня временно помутился рассудок? Я женщина и бываю непостоянна: сегодня разрешила, завтра забрала слова обратно? Говорить что-либо было поздно: мы, голые, лежали на земле в недвусмысленной позе и Теон, судя по толстой штуковине, упирающейся мне в живот, готов был начать объединять наши дома незамедлительно. Какая нетерпеливая киса.