Из пространственно-временной дыры Теон шагнул на чёрную паркетную доску и огляделся. К счастью, в этот раз он был одет и ничем не выдавал своих нудистских пристрастий. Серая туника под расстёгнутой жилеткой была подпоясана кушаком, брюки — заправлены в высокие изящные сапоги. В руках Владыка держал ту самую вазу, судя по идеальному виду, восстановленную магически. Никаких трещин, сколов, стыков склейки на ней не наблюдалось.
— Чем обязана?
Наверное, я выбрала не лучшие слова, чтобы начать разговор, но извиняться казалось ещё глупее.
Теон вздохнул.
— Миалэ, клятва — формальность, дань традициям. Дурман-огни нас обручили. По законам Сумеречного леса ты моя законная супруга.
Вот так поворот!
Теон опустил вазу на стол.
— Возьми. Это свадебный подарок. Можешь и дальше снимать стресс, швыряясь вещами в стены. Можешь даже — и по живым мишеням. Кстати, разводиться у котов не принято.
Я решительно вздёрнула подбородок.
— Жена или нет, я останусь в Хароне.
Если он думает, что теперь ему всё позволено...
Теон хрустнул пальцами.
— Я ведь знаю твою тайну, Миалэ, — сказал он как бы между прочим. — Нельзя контролировать мысли каждую секунду. И ментальные блоки, поставленные твоей советницей, не помогут. Магия спит, и, когда пробудится, не известно.
Меня будто столкнули с моста в ледяную воду. Сначала перехватило дыхание, а потом стало парализующе холодно.
Боги, я не могла пошевелиться, не находила слов.
Он знает! Он всё знает! И будет меня шантажировать. Что если поставит ультиматум: либо заточение в лесу, либо война? Что если уже завтра вернётся сюда с армией? Неужели ради мира, ради безопасности Харона придётся согласиться на его условия? Оставить дом, мужей, поселиться в глуши, отдать Теону бразды правления?
В этой своей жизни я никогда не была властной, не ощущала себя лидером, но, видимо, голову подняли дремавшие драконьи инстинкты, та часть личности, которая принадлежала прошлой Мхил Дракар, — диктатору, захватчику двадцати миров.
Будь я проклята, если позволю себя подавить! Роль домашней кошечки в тени царственного супруга меня не устраивала, и я — откуда только взялась решимость? — готова была до смерти драться за место под солнцем.
— Я не собираюсь идти на Харон войной, — усмехнулся Владыка. — И давить на тебя тоже не собираюсь. Хочешь жить раздельно — пожалуйста. Хочешь иметь несколько мужей — я не ревнив. Эти, — он кивнул в сторону дверей, за которыми, уверена, собралась маленькая армия защитников, готовых броситься мне на помощь, — мне не соперники. Настанет день, и ты захочешь то, что я один смогу дать. И тогда ты придёшь ко мне. И останешься. Добровольно. Пусть и не навсегда.