Я вздохнула, отбирая счастливо улыбающегося мелкого у мужчины. И мрачно заявила, шагая в сторону кухни, точно зная, что Вениамин последует за мной:
- Я совершаю ошибку. Определённо.
Звук разбитого стекла из коридора только укрепил мои подозрения в этом. Правда, я даже не представляла насколько окажусь права…
Глава 3
Дети – цветы жизни.
Нет, серьёзно. Дети очаровательны, непосредственны и видят мир таким, какой он есть, без всяких там взрослых домыслов и придумок. И я искренне люблю детей. Но именно что детей, а не великовозрастную дылду, в совершенстве освоившую тонкую науку «Выбеси ближнего своего»! И уж точно не тогда, когда эта самая дылда каким-то магическим образом проникла на мою маленькую, чистую кухню и превратила её…
В филиал продуктового Ада, где смели всё, что не приколочено. А что приколочено было - оторвали и смели!
Я упёрла свободную руку в бок, вперив в довольного жизнью Араньева выразительный учительский взгляд. Завидев его даже доморощенные криминальные авторитеты из девятого «бэ» чинно и мирно садились за парты, старательно гипнотизируя учебник, одиннадцатый «а» послушно возился с мелкотой, а коллеги предпочитали не спорить о ценности произведений Достоевского. Но…
- Фо? – заинтересованно вскинул бровь Вениамин, активно дожевывая второй по счёту бутерброд с сырокопченой колбасой. – Я есть фофу!
- Араньев, ты…
Вертевшиеся на языке эпитеты могли бы оказать честь любому сантехнику или прорабу на стройке. Но милейшее создание, оккупировавшее мои руки, резко ограничивало набор ругательств в адрес его родственника. Впрочем, я могла считать себя отомщённой. Ведь чуть поёрзав мелкий и глазом не моргнул, выдав:
- Веня дулак! – после чего уставился на меня своими зелёными глазищами и солнечно улыбнулся. – Я плав?
- Предатель, - ткнул пальцем в него мужчина. – Я с тобой, Саня, в разведку больше не пойду!
На пару минут мелкий искренне задумался, хмуря светлые брови и громко сопя. Потом прикусил большой палец на руке, склонив голову набок. И на полном серьёзе протянул, глядя на моего соседа:
- Аже за папиным иски?
Араньев, так «удачно» вытащивший из моего холодильника творожный сырок и успевший его надкусить, подавился и закашлялся. А когда смог, наконец, проглотить злосчастный кусок, выдохнул, укоризненно уставившись на малыша:
- Мужик, мы же договаривались. Про эту операцию – никому! И это… Шолохова, а с чем у тебя сырок был?
- С истёкшим сроком годности, - невинно улыбнулась я, поудобнее перехватив радостно взвизгнувшего ребёнка. – Собственно, таким же мифическим, как и твоя совесть, Араньев.