- Вот, говорю. Мы сделали самое простое.
- Знаю, - с натянутой улыбкой отвечает она.
Она смотрит на часы и добавляет:
- Почти 7 часов.
- Да, более восьми часов… Это не оставляет нам много времени.
Покачивание корабля вынуждает нас цепляться за низкие перила, ограничивающие небольшой трап. Шэрон смотрит на крышку люка. Снаружи воет ветер.
- Готова?
Она кивает и подходит ко мне поцеловать:
- Ник, я рада, что ты здесь.
Я поднимаюсь на последнюю секцию лестницы и открываю панель. Он сразу же выскальзывает из моих рук, пойманная порывом ветра, и выскальзывает с огромным металлическим треском.
Ветер мчится через отверстие. Треск дождя и рев порывов ветра настолько громкие, что мы даже не слышим друг друга.
Я хватаюсь за комингс и поднимаюсь на носовую часть. Она черна как смоль. Все, что вы можете увидеть в надстройке, - это рассеянный свет нескольких огней за окнами.
Я помогаю Шэрон выбраться из люка. К счастью, я не один закрываю панель. Она такая тяжелая, что мы долго валяемся на палубе, держась обеими руками за штурвал клапана. Шэрон что-то кричит. Она всего в нескольких дюймах от меня, но ее голос теряется в шторме. Я качаю головой, чтобы показать, что не понял, затем показываю пальцем на заднюю часть цистерны.
Шэрон кивает. Я оставляю относительную безопасность руля и начинаю ползти на четвереньках в сторону надстройки. Я делаю это очень медленно, стараясь сделать каждый прием как можно лучше. Мое поле зрения ограничено несколькими футами стального листа, протянувшегося передо мной.
Спустя вечность я касаюсь нижней части надстройки слева от ворот доступа. Танкер идет против ветра, а огромный восьмиэтажный корпус не защищает от непогоды.
Шэрон указывает налево, и после нескольких мгновений передышки я всегда иду в этом направлении на четвереньках. В конце пути я нахожу двадцатипятиметровую лестницу, примыкающую к надстройке.
Вверху периодически слышны щелчки, похожие на выстрелы. Морякам пришлось прикрыть дыру в радиостанции развевающимся на ветру брезентом.
Я хватаю первую планку, показывая Шэрон, что мне нужен ее кинжал. Я кладу его за пояс и начинаю лезть. Дождь, барабанящий по металлической конструкции, и ветер, хлеставший меня, как кнут, чуть не срывали меня с лестницы.
Каждое движение для повышения степени - это выход или дубль. Чем больше я продвигаюсь, тем сильнее брезент бьет мне в уши.
Я отпустил его дважды, но каким-то чудом мне удалось в последнюю минуту удержаться на кончиках пальцев. Мои онемевшие руки больше ничего не чувствуют. После каждого из этих ударов я жду, пока мой пульс вернется в норму, затем смотрю на Шэрон. Оба раза она слабо улыбается мне.