— Лакренция, с днем рождения, дорогая! — я поцеловал ее макушку.
— Инь, как же ты так? Я ждала тебя завтра! А ты здесь. Как здорово, — ей здорово?
Знала бы она как мне сейчас здорово. Ждала. Скучала. Еще и обнимашки. Похоже, что день рождения был не у нее, а у меня. Сплошные подарки. Только я об этом подумал, как козявка с писком: «Букет какой». Начала вырываться. Отпустил, а что делать-то?
Она добежала до букета, и, уцепив его своими маленькими ручками, обняла, как самое ценное в своей жизни. Лучше бы меня, но я был так рад ее видеть, что согласился и на букет.
— Инь, это мне? — она сияла глазами, улыбкой, но мой чертов язык снова лупанул.
— Нет, козявка, это твоему дедушке! Отдай немедленно!
— Дурак! — и столько чарующей нежности в голосе, что я застыл и дышать забыл.
— Я точно дурак. Не в ту дверь пошел. Давай букет. Мне к деду твоему, — я направился в прихожую.
— Не уходи, — донеслось до меня, и я не сдержался.
Ломанулся к ней, обнял и поцеловал. Она не вырывалась, но застыла и снова не ответила. Я, не в силах оторваться от ее губ, продолжал целовать как шальной. Букет она уронила. И я очнулся. Оторвался от нее и прислонился своим лбом к ее лбу. Старался унять грохотавшее сердце. Отпустить ее не мог ни за что. И тут она заговорила.
— Инь, ты мне очень нравишься. Я без тебя скучала и очень тосковала. Я не хочу тебя потерять. Поверь, я пробыла тут без тебя неделю и чуть не сошла с ума. Ты просто дай мне немного времени. Я понимаю! Я все понимаю! Только дай мне время и я сама попрошу тебя о поцелуе. Ты может, удивишься, но я еще и умолять буду, ты ведь еще в сентябре напророчил, что мне придется это делать. Я теперь точно уверена, что все это как-то связано с даром. Этот мой постоянный ступор в движении к тебе. Я совершенно нормальная! И как все девушки мечтаю о том, чтобы быть счастливой. Ин, дар не пускает. Но, если честно, то я уже готова на него плюнуть и быть с тобой, если ты этого захочешь. Если я ошиблась в твоих чувствах, просто скажи, и я постараюсь не умереть от разочарования.
Теперь я точно знал, что она меня любит.
— А теперь послушай меня, — я оторвался от нее и встал напротив, чтобы видеть ее всю.
В первую очередь глаза. Я должен был видеть их.
— Я слушаю тебя, Инь.
— Лар, я влюбился в тебя сразу, как только увидел. Первого сентября по дороге в школу. И видел твое свечение и цветок твой запомнил. Ждал тебя у школьных ворот, а ты прошла мимо. В классе ты заметила меня последним. Самым последним. Потом был Митька. Я никогда не ненавидел тебя. Я ревновал со страшной силой. А ты приняла это за ненависть! И совсем меня не замечала! А я уже любил. И так сильно, что не видел ничего и никого, кроме тебя. Ты только не смейся, но сейчас люблю еще сильнее. Так не бывает, думал я, но это есть. Просто прими, как факт. Я напросился на тренировки с тобой потому, что очень хотел просто быть рядом. Я был счастлив, что этот долбаный паук напугал тебя и Ильич посадил тебя ко мне. Я рисовал твой портрет и настаивал на твоем образе, потому что никого, кроме тебя не хочу видеть рядом с собой. Я вожу в своей каракатице твой локон и пою ему псалмы. Ты не ошиблась в моих чувствах, Лар. И я скорее откушу себе руку, чем обижу тебя. Я буду ждать так долго, как ты того пожелаешь. Только будь рядом. Это все. Нет. Не все. Когда я ломился к тебе через ураган, я точно ЗНАЛ, что тебе плохо. Я тебя ЧУВСТВУЮ, Лар. Теперь все.