А Раиль выглядел не слишком уверено, и реакция у него была явно замедленна выпитым алкоголем. Он размахивал палкой, приседал, вертелся - а Шесса даже не двигалась, только легко перетекала из одной позы в другую. Степняк начинал злиться и уставать - по спине уже струились капли пота. Внезапно неуловимым движением девушка выбросила вперед свое оружие, легко коснувшись груди Раиля чуть пониже ключиц и негромким голосом произнесла: - Убит.
Он замер, опустил глаза и коротко кивнул. Противники поклонились друг другу и разошлись, снова чуть сгибая колени и опуская палки на уровень живота.
Иванна неслышно поднялась с места, подняла брошенное на землю платье и отправилась в свои покои: мыться и одеваться к завтраку. Ее ухода Шесса не заметила, увлеченная разглядыванием явного возбуждения супруга, заметного под тонкими кальсонами. По ее телу прокатилась дрожь предвкушения, щеки залила краска. Как приятно осознавать, что твой мужчина желает тебя! Ей немедленно захотелось поддаться ему, почувствовать горячие губы на своих губах. Он всегда целовался яростно, жадно, буквально овладевая ее ртом, и губы после таких поцелуев опухали и побаливали. Шесса сейчас до покалывания в губах жаждала этих поцелуев. Она понимала, что одно ее слово - и она получит его целиком, но не говорила этого слова, а просто, когда он отвернулся, дернула завязки ворота, распуская его так, чтобы грудь была почти обнажена.
Раиль краем глаза заметил, что единственная зрительница поединка ушла, даже кивнул ей, а потом перевел свой взгляд на свою женщину. Румяная, с растрепавшимися волосами, текучая, будто вода, и сильная, как тигрица, она казалась ему невероятно красивой. Ему нравились такие поединки, они заставляли его тело петь. Редко, когда он занимался физическим трудом, и упражнениями пренебрегал. Его отец, хоть и был целителем, оставался настоящим воином, а Раиль давно забросил тренировки, предпочитая время посвящать более интересным вещам. Шесса же старалась начинать утро с зарядки. Впрочем, искусству боя она училась с детства - девочка и старик, бродящие по Катаю, должны уметь постоять за себя.
Он и злился на то, что она постоянно ускользает от его ударов, и восхищался. Ему так и не удалось ни разу ее коснуться, зато "умер" он уже трижды. Конечно, он был не слишком трезвым, усталым и каким-то опустошенным, да еще постоянно отвлекался на ее грудь, то и дело мелькавшую в распущенном вороте рубахи. Но он и в другое время не мог с ней тягаться, хотя, бывало, и "убивал" ее. Отбрасывая палку, он просил: