Глаза застилает мутная пелена, и теперь я даже радуюсь, что все еще восседаю на лошади Ала, а не на своей. Только… где же мама?
– Па? – испуганно оборачиваюсь к отцу. – А что с мамой?
Но он и сам, с беспокойством оглядев толпу и не увидев жены, кидает взгляд на брата.
– Все с мамой хорошо, – поспешно восклицает тот, видя наши встревоженные лица. – Ей доктор рекомендовал несколько дней провести в постели, вот она и лежит. Ждет вас. Психует. И ругается...
Папа даже дослушивает до конца остроумные замечания братца, а быстро спешивается и широким шагом направляется к донжону, чтобы спустя секунду скрыться за массивными дверями жилой башни.
– Да, все там в порядке, – хмыкает Алистер, снимая меня с седла. – Лекарь просто перестраховывается.
Я, несмотря на заверения братишки, тоже беспокоюсь о маме, и мне не терпится отправиться к ней. Едва оказываюсь на земле, сразу же бегу в покои родителей. И даже не смотрю по сторонам, хотя раньше думала, что будет любопытно глянуть, изменился ли Кинлох за время моего отсутствия.
Птицей взлетаю по лестнице и замираю перед закрытой дверью. Из комнаты слышатся приглушенные голоса – папин тихий, успокаивающий, и мамин, срывающийся в тревоге и что-то с нажимом доказывающий. Родители явно препираются. И уж не с постельным ли это режимом связано? К тому же я явно слышу еще один голос, принадлежащей нашей экономке Юфимии, которая сразу же становится на сторону отца. Кое-кто, видимо, демонстрировал слишком рьяные порывы проигнорировать рекомендации лекаря, и понадобилась бдительная стража.
Не выдержав, тихо стучу и, толкнув тяжелую створку, ступаю за порог. Но сразу же ошеломленно замираю, воззрившись на лежащую на постели женщину.
Мама… Такая молодая и красивая. Даже не скажешь, что у нее взрослые дети, ее легко можно принять за мою сестру. Мама… любящая, отчаянная и самоотверженная. Мама… тонкая как тростинка и сильная духом, как скала. И теперь я с удивлением смотрю на немного располневшую талию этой тростинки.
– Мам? – удивленно округляю я глаза. – Папа? Это вы успели пока меня не было?
Рядом тихо от смеха прыскает Юфимия.
– Допустим, успели мы раньше, – смущенно откашливается па. – Останься ты немного подольше, а не умотай в манистер, упершись рогом, как горный барашек, узнала бы сразу.
– Доченька, – шепчет мама и порывается встать с кровати, но папа легко удерживает ее на месте. Но я тоже не хочу, чтобы она вставала, раз доктор так сказал, посему сама как можно скорее подбегаю к кровати и, осторожно, чтобы не навредить, заключаю ее в объятья.