Спросил я у Махотина, откуда он родом, семейный ли, давно ли воюет.
— Родился я в Костроме, холост. В армии с тридцать девятого. Участвовал пулеметчиком в финскую войну. С фашистами воюю с первого дня…
— И все время пулеметчиком?
— Да. Был первым номером, а сейчас командир расчета.
— Ну как, товарищ Махотин, страшновато воевать?
— Конечно, товарищ генерал, страшно. Страшно, а куда убежишь с пулеметом? Убежишь, оставишь пехоту без прикрытия — им гибель. Привыкаешь постепенно преодолевать страх, кажется, будто все так и должно быть…
Я, как бывший пулеметчик, глубоко понимал жизненную правду его рассуждений.
Затем я сверил с Махотиным донесения о его подвигах:
— Четвертого июля ваш расчет из пяти человек прикрывал отход боевого охранения, отразив не один десяток фашистских атак. Затем, прикрываясь автоматным огнем, по приказу скрытно отошли на новые позиции…
Я взглянул на него, и он ответил, как всегда отвечает солдат:
— Так точно, товарищ генерал.
— …На следующий день в районе села Черкасское ваш расчет снова оставили на высоте 109,2 прикрывать отход стрелкового взвода. Вы окопались на высоте… Не близкова-то ли вы подпустили к себе противника? Для автоматической стрельбы триста метров — расстояние, с которого можно довольно метко стрелять. Противник же был вооружен автоматами и мог сосредоточенным огнем перебить вас. Могло ж случиться и такое, что ваш друг «максим» подведет, даст задержку…
Махотин немного помолчал, подумал, а потом ответил:
— Но если бы я, товарищ генерал, открыл огонь на шестьсот — семьсот метров, противник мог бы тогда открыть по мне минометный огонь, не поражая своих наступающих. А на триста метров он этого сделать не может, чтобы не поразить свою пехоту большим рассеиванием мин. А насчет своего друга «максима», товарищ генерал, я не сомневаюсь. Я в него верю. Воюем мы с ним второй год, и ни разу он меня не подводил, не делал задержки. Я за ним ухаживаю лучше, чем любая мать за ребенком. Я сам не досплю, не доем, не умоюсь, но своего «максимку» вычищу, смажу, проверю все зазоры, натяжение возвратной пружины, сам проверю, как набита лента. С собой я всегда ношу флягу для промывки движущихся частей — кругом пыли вон сколько…
Я слушал его и думал: «Да, он не только опытный пулеметчик, но ему известен и закон рассеивания огня. При таком отношении к своему делу, ловкости можно положить не только роту или взвод, а целый полк, что однажды и сделали мы в гражданскую в районе Лиски своим пулеметным расчетом».
— Товарищ Махотин, я тоже хорошо ухаживал в гражданскую за своим «максимом», стрелял неплохо, а вот в районе Луганска и станицы Метякинской случился у меня казус: в момент боя произошла задержка. Хорошо еще, что стреляли по атакующей пехоте, а не по кавалерии. Так вот, пулемет мой отказал. Я и так и сяк, а рукоятка стала почти вертикально с небольшим наклоном вперед и не подается ни вперед ни назад. Открыли крышку короба, хотели вынуть замок, не удается. Возились, возились — не можем устранить задержку, и все…