Подошла сестра Таисия, протянув руку с небольшим стаканчиком, в котором был укрепляющий эликсир. Я уже сама собственной рукой взяла стаканчик, внимательно посмотрела на цвет жидкости. Она была прозрачного светло-желтого цвета. После предупреждения Кирстана я теперь очень внимательно осматривала все, что мне давали пить. Однажды ученый Стонич пошутил, что я, видимо, боюсь того, что меня хотят отравить.
Я медленно и осторожно поднесла стаканчик к губам и также медленно выпила терпкий эликсир.
— Спасибо, сестра, — поблагодарила и осторожно вернула стаканчик.
— Как ваши руки, лера Тубертон? — участливо спросила она, забирая пустой стаканчик. — Слушаются? Сильно болят?
— Постоянно испытываю ноющее и тянущее ощущение, но уже хорошо ими владею.
— Вы — большая умница, — похвалила меня сестра. — Эти ощущения со временем обязательно пройдут. А движения должны быть всегда медленными и осторожными, как сейчас.
Она ушла к своему столу, а я вновь посмотрела на ученого, который с удобством устраивался в кресле у моей кровати. У него был усталый вид и покрасневшие глаза. Видимо, мое лечение тоже давалось нелегко этому обычному человеку без магии.
— Воспоминания скачут из одного жизненного периода в другое, перепрыгивают через события, потом вновь возвращаются в более раннее прошлое. Это очень тяжело. И морально, и физически, — пожаловалась я ученому.
— Я понимаю, лера Тубертон, я все понимаю, но, увы, я здесь бессилен, — господин Стонич вновь с сожалением посмотрел на меня.
— Вы же забирали аппарат на доработку, — упрекнула я. — И ничего не изменилось.
— Забирал и думал, что все отрегулировал, но вы все равно жалуетесь, и я не понимаю, в чем дело, лера, — нехотя признался ученый. — А военный министр торопит, больше не разрешает отвлекаться на доработку и усовершенствование данного изобретения.
Я устало закрыла глаза. Конечно, атеру Турновичу абсолютно наплевать на то, что я мучаюсь от постоянных головных болей. Для него главным являлось то, чтобы я как можно быстрее вспомнила про артефакт. Интересный человек этот военный министр — он уверен, что я все расскажу ему, как на духу, когда все вспомню. Почему? Какой козырь у него в рукаве?
— Вы собирали в детстве мозаику, господин Стонич? — тихо пробормотала я, не открывая глаз.
— Я? — удивился тот вопросу.— Не помню уже, лера Тубертон. Возможно, да. Возможно, и нет. Я уже плохо помню детство. Это было так давно. Почему вы спрашиваете?
Некоторое время я молчала, меня уже клонило в искусственный сон. Потом все же очнулась и тихо прошептала: