Энциклопедия наших жизней. Семейная сага «Созидание». 1968 год (Дудко) - страница 61

Анатолий, зачем ты на карточке написал – "Помни и такого", какой ты вредный стал. Я одну карточку без надписи послала Насте Тонецкой, и написала, кого она узнает на карточке, пусть напишет, и больше ничего не написала. Только просила вернуть карточку обратно.

Анатолий, милый, пишу тебе письмо, а сердце болит, как будто у меня на сердце стопудовый камень, и очень хочется плакать, с трудом удерживаю слёзы. Вот такое у меня настроение изо дня в день. С тобой встаю, с тобой и ложусь, и в мыслях всё время с тобой разговариваю. Это всё, что мне осталось. Очень тебя прошу, пиши мне. Твоих писем буду ждать, как воздуха.

Пока всё. До свидания, целую тебя крепко, крепко.

ТВОЯ МАРИЯ.

От Ларисы тебе большой привет, она говорит, очень хочется ей тебя увидеть.

Талон к почтовому переводу

На 50 рублей от Рыбальченко

Марии Абрамовны

Из Запорожья


Для письма:

Анатолий, здравствуй!

Посылаю деньги 50 руб.

И прошу извинить, что

Задержала. С приветом -

МАРИЯ
8.12.68 г.

Письмо в Брест из Запорожья.

Бате от Марии.

18.12.68 г.

АНАТОЛИЙ, ЗДРАВСТВУЙ!

Получила сразу два письма от тебя. Вот теперь и я тебя поблагодарю за них. Ты знаешь, что ты меня очень обидел в этих письмах, и даже не пожалел об этом, а решил, что ничего обидного ты не написал.

Вместо этих писем, ты мог написать другое. Например, спросить, почему я задержалась с письмом, не заболела ли, или просто не было времени. Ты знаешь, что на работе не всегда выберешь время написать письмо, а дома даже ночью не смогу писать, потому что, не хочу, чтобы Николай видел, что я пишу тебе. По-моему это и ребёнку понятно.

Когда я была у тебя, ты почему-то не рассказал о том, что тебе говорили про меня в Кувасае. Раз ты умолчал об этом, я догадываюсь, что, конечно, ничего хорошего не могли сказать, кроме гадости. Вот только я удивляюсь, почему ты не поверил им, и продолжал разыскивать меня. А теперь решил меня чем-то упрекать, чего я не знаю. Может, это всё не правда. Люди с зависти говорили, а завидовать было чему.

Я тебе в последнем письме задавала несколько вопросов. Ты сделал вид, будто этого письма и не было. Может, ты его не читал, а, если прочёл, то сразу забыл о нём. А я тебя считаю самым близким, самым дорогим. Думала, что ты в чём-нибудь поможешь советом, что-нибудь подскажешь мне, как лучше сделать, чтоб жизнь казалась лучше. Оказывается, тебя это совершенно не интересует. Или ты решил всё же произвести на меня плохое впечатление, чтоб я думала-таки о тебе, как о плохом человеке. Я не знаю, какой ты стал, а я знаю, ты для меня останешься на всю жизнь самым дорогим и близким, каким я знала тебя когда-то. Меня ты тоже очень хорошо по отношению к тебе, только не хочешь признаться в этом, поэтому тебе хочется поверить тому, что говорили обо мне в Кувасае. Если тебя так всё интересует, ты бы у меня спросил, как ты, Мария, жила в эти годы. Я тебе рассказала бы всё. Кто знает так, как я знаю про себя, ты думаешь, я что-нибудь умолчала б? Нет. Я, ведь, никого и ничего не боюсь, а только скажу, какая у меня жизнь была. Пусть бы кто-нибудь другой выжил в ней, и был бы кристально чистым.