– Хорошо, – вздохнула она, не дождавшись ответа, – вот это мой дом. Сейчас заходим, быстро допиваем ликер, ты забираешь свою херову коробку, и чтоб духу твоего больше не было, ясно?!
– Договорились, – улыбнулся я. – А можно, я прямо сейчас уйду?
– Только попробуй… Вдруг я вырублюсь прямо тут, на улице?
Мы миновали охрану и поднялись на самый верх, так высоко, что пока ехали в лифте, успели высосать добрую половину бутылки. Эля, кажется, уже с трудом держалась на ногах. Я пока что чувствовал себя полным сил – все-таки разница в массе, приходящейся на объем выпитого, у нас была более чем ощутимой. Моя спутница долго пыталась попасть ключом в дверь, а когда я попытался ей помочь, яростно оттолкнула меня плечом. Наконец, мы очутились в квартире, и я с интересом огляделся.
Все было дорого-богато, но, на удивление, прилично, без лишней безвкусицы. В большой холл выходили несколько дверей, и Эля, не дав мне даже разуться, втолкнула меня в одну из них. Функционально это было, по-видимому, нечто среднее между спальней и будуаром, но размерами и видом больше напоминало модный спортзал: панорамное окно во всю стену, множество зеркал, а из мебели только необъятная кровать да туалетный столик, приткнувшийся в углу. Эльза зажгла крохотный ночник, а потом, чертыхаясь, опустилась на четвереньки и стала чиркать спичками, зажигая расставленные вдоль стен толстые свечи.
– Только переехали сюда, – почти виновато пояснила она, показывая на голый крюк в потолке. – Еще даже люстры нет… Ты тут сиди, а я сейчас. Не могу больше в этой сбруе, натерло все… – она обеими руками обхватила себя за лиф. – Не скучай, амиго.
Эля вышла, неплотно закрыв дверь, так что я слышал, как она шумит водой в ванной. Я посмотрел по сторонам в поисках предмета, на который можно было присесть, но ничего не нашел – на эту роль подходили лишь кровать, гордо расположившаяся в самом центре комнаты, да неказистая табуретка, погребенная под ворохом женских шмоток. И вместо того, чтобы использовать последний возможный момент и смыться по-английски, я стянул ботинки, бросил плащ в угол и устроился на кровати. Сидеть на мягком было неудобно, и я позволил себе, после некоторого колебания, прилечь – отчетливо осознавая, что этим простым движением перечеркиваю десять лет беспорочной семейной жизни.
Когда заметно посвежевшая Эльза вернулась, на ней была только веселенькая маечка с зайчиками, еле прикрывающая ягодицы. Она вынула из волос заколки и смыла весь свой сложный многослойный макияж, и это удивительным образом ее преобразило: она словно сменила броню лакированного глянца на домашнюю розовую женственность. Несерьезное одеяние в сочетании с чрезмерной худобой делали Элю похожей на угловатого, трогательного подростка. Впрочем, в голове у нее осталось все по-прежнему: