– Что… что это?! – рыдал он.
– Биоматериал, – мрачно сообщил я. – Тот, о котором мы договаривались. Вот еще, – с этими словами я приобщил к делу Эльзины кружевные стринги.
– Ну ты, бля, комик… – он, похрюкивая, вытер набежавшую слезу. – А свое-то принес?
– Что, тоже трусы снимать?
– Да уймись ты уже!.. – вновь зашелся он. – На, держи банку. Отхаркайся хорошенько… Да не в банку, осел, в раковину! А теперь вот этой палочкой, аккуратно, по щеке… Вот так. Все.
Он подцепил трусы пинцетом, ловко отстриг от них ножницами лоскут и упаковал его в маленький пакетик. Обрезки выбросил в урну. Разглядывая стринги, он вдруг посерьезнел и спросил:
– А вообще, откуда это у тебя? И вот здесь что за фигня? – он ткнул пальцем в запястье, исцарапанное острыми коготками Эльзы. – Что, пришлось поиграть в Мату Хари, чтобы добыть образец?
Отпираться было бесполезно. Стасик знал толк в следах, оставляемых женщинами, и в следах, оставляемых на женщинах. При всей своей бесцеремонности и безалаберности, а может быть, и благодаря им, Стасик пользовался уважением у слабого пола. Еще бы: он был брутален, громок, харизматичен, неизменно настойчив, а главное – следил за собой. Его черные, с редкой проседью волосы были всегда тщательно причесаны, чисты и ухожены, а борода содержалась в таком порядке, что могла бы составить конкуренцию благородному английскому райграсу10. Меня всегда удивляло, что у бесцветной тихони Аси уродился такой яркий, энергичный брат.
– Жену бы пожалел, – с лицемерным упреком сказал мне этот жиголо.
– Давай-ка не лечи меня, дружище, – огрызнулся я. – Моя жена, мне и лечить. У тебя-то жены нет, вот и радуйся жизни, пока можешь.
– Да потому, может, и нет, что все приличные тёлки предпочитают таких долдонов, как ты. Нормальная же она у тебя, живи да радуйся…
– А тебе откуда знать, какая она? – холодно поинтересовался я.
– Да вот уж знаю, представь себе.
– Чего-о? – протянул я не столько с ревностью, сколько с недоумением. Выслушивать подобные нотации от беспутного Стасика было совершенно невообразимо.
– Да не ссы, не ссы… по работе знаю. Я же участвовал в этом вашем аборигенном исследовании. Ну, где вы добровольцам хуи линейкой мерили… то есть черепа. Сестра привела в качестве контрольного материала. Что, не помнишь?
– Не помню, – сердито заявил я. – Буду я еще всякой деревенщине сам члены измерять…
– Ну вот, а я помню. И Нину твою помню прекрасно. И так тебе скажу – ты уж меня прости, дело давнее – что почти влюбился. Единственный приятный человек во всем этом бредовом бардаке, что вокруг. Не поверишь, готов был жениться, клянусь…