Ожидая, пока живительные препараты доползут до нервных окончаний, я с тяжелой душой помешивал кофе в кружке (я, увы, не такой талантливый, как мой предполагаемый сын, и поэтому не умею варить кофе в джезве – по старинке, предпочитаю дешевый растворимый), и пытался сообразить, как же так получилось, что Ася вернулась, и как теперь с этим жить. Версия о том, что ее действительно заморозили, сразу показалась мне бесперспективной. Что-то я пока не слышал, чтобы какой-то счастливчик успешно перенес такое. Возможно, правда, что она провалялась эти десять лет без памяти, как часто случается в дешевых сериалах, но и такой вариант выглядел сомнительным. Чтобы за все это время не нашлись родственники? Стас, семья? Я, наконец? И разве можно ожидать, чтобы после такого долгого сна она смогла сохранить всю свою былую свежесть? Нет, нет, она выглядела бы много, много старше. Оставалось только поверить в чудесное воскрешение. А почему бы и нет, черт меня дери?
Должен признаться, я не чужд застенчивого мистицизма. Я из тех незадачливых обывателей, которые изучают дзен-буддизм по покетбукам с крикливыми заголовками, а под стаканчик не откажут себе в удовольствии глянуть одним глазком в передачу про всемирный обком инопланетных барабашек. Мое доверчивое детство пришлось на безумные годы перестроечной гласности, когда с телевизионных экранов и газетных страниц лилось такое, что было и вправду проще верить в потустороннее, чем оставаться скучным материалистом. Моя мать – женщина удивительно умная в житейских делах, но чрезвычайно впечатлительная в области духовного, – умудрялась культивировать на этой почве одновременно даосскую астрологию, древнерусское православие (что бы это ни значило), да еще удобрять всё это сверху манифестами мадам Блаватской. Иными словами, она квалифицированно разбиралась в сортах эзотерических субстанций – будь то вода из пасхального храма или вода, заряженная перед телевизором. Что-то из этого эклектичного коктейля смогло преодолеть защитные дамбы в моей пионерской голове, да так и плещется в ней до сих пор. Например, я твердо уверен, что все мои желания, будучи надлежащим образом предъявленными окружающей действительности, сбываются. Надо только быть осторожным в формулировках, потому что каждый раз исполнение загаданного влечет за собой такой толстый и пушистый хвост событий, что хочется провалиться под землю. Вот сейчас, например: я же хотел, чтобы Ася не умерла? Глупо отнекиваться. Наоборот, радоваться надо, да вот только что теперь с ней делать?