Он был ее единственной опорой, но он ушел. Ушел, и оставил ее одну с ребенком, который, как ни странно, не спасал ее от одиночества, а лишь наоборот угнетал ее положение.
Все эти четырнадцать лет были слабо окрашены радужными моментами в их семейной жизни. Было ли это действительно так, трудно сказать, ведь с тех самых пор, как она осталась одна с Катей, она уже не могла мыслить позитивно: любая неудача переносилась тяжело, она принимала слишком близко к сердцу даже малейшие пустяки.
Не стоит кричать: «Быть того не может! В жизни рано или поздно все-таки наступает светлая сторона!».
И с этим тоже спорить нельзя, это правда.
Светлая сторона в жизни Веры была.
Но ее нога на нее не ступала.
Когда выпадало время, Вера оглядывалась назад, но ничего не видела. Это как стоять посреди необъятного поля, затянутого густым, не просветным туманом и тщетно пытаться увидеть путь, который проложишь к той точке, в которой сейчас находишься. Так и Вера не могла вспомнить, когда и почему она оказалась в той жизни, которую сейчас проживала. Такую хмурую, пустую, унылую, монотонную…
Очень часто она находилась в подвешенном состоянии. Она буквально чувствовала себя невесомой, не поддающейся гравитации и застрявшей между небом и землей, между прошлым и будущем, и, в то же время, не попадая в настоящее.
Вера постоянно медитировала, не осознавая этого. Занимаясь каким-либо делом, она упиралась в одну точку, например, на своих уже жилистых руках, и отрывалась от реального момента, переходя в какое-то измерение, далекое от материального мира.
Однако эти медитации не приносили ей ни облегчения, ни удовольствия. Наоборот. Они высасывали из нее энергию, изживая ее тело, и, когда ей приходилось возвращаться «обратно», она сгибалась от неимоверной усталости. У нее ломили конечности, она зевала, засыпала на ходу. А в голове пусто: ни мысли, ни звука, ни образа, ничего.
Где я? Кто я? Почему я здесь?
Но потом наступала истерика. Она роняла голову на грудь, горло ее перехватывали слезы, но глаза оставались сухими, как выгоревшие поля. Подчас она бубнила про себя, как будто кто-то сидел рядом, а она не хотела быть услышанной:
– Давай, давай, убивайся. Ну-ну, продолжай, да только некому тебя приласкать, некому утешить. Ной, ной, дави себя, души.
Где-то во дворе соседнего дома раздавались счастливые детские крики.
– Мальчишки, девчонки… Как им хорошо, я вижу, сейчас. У них все только начинается.
Потом она, устав сидеть на одном месте, возвращалась внутрь, в квартиру, которая досталась ей от матери.
Горько усмехаясь, Вера думала: «А что