Захожу в аудиторию и встаю за кафедру. Студенты замолкают. Ненормальная эму носится в первых рядах. Сжимаю и разжимаю кулаки. Нужно просто не обращать на нее внимания.
– Итак, начнем со списка присутствующих, – говорю. Открываю журнал и застываю:
«Тебе нравятся эму?» – написано наискосок через весь лист.
Поднимаю взгляд на студентов, стискивая зубы от злости. Хватаю журнал и застываю вновь. Надпись бледнеет и пропадает. На ее месте появляется другая:
«Мне вот нравятся».
Лекцию провожу с трудом. Мысли путаются и улетают к журналу, к двум странным фразам, которые то ли померещились, то ли действительно появились и исчезли.
После лекции заползаю в кабинет кафедры и устало плюхаюсь на свое кресло. Благо дело, здесь нет ни преподавателей, ни студентов с их бесконечными вопросами.
Эму? Нет, мне определенно не нравятся эму. Я вовсе не из тех людей, которым нравятся дурацкие вещи.
***
Их двое в этом странном месте. Голова кружится и хочется спать, но иногда, ненадолго, сознание вдруг проясняется.
– Это безвременье, – заключает одна из них вслух. Ее голос эхом разносится по помещению, если это место можно назвать так. Она медленно сонно озирается, маленькими ладошками, плавно разгоняя разноцветный туман. Ее короткие русые волосы, по-детски мягкие, взъерошены. Она то вытягивает тонкую шею, будто силясь заглянуть куда-то, то забавно вжимает голову в плечи. Походит на нахохлившегося воробья.
– Безвременье, – задумчиво повторяет другая, поднимаясь. Длинные ноги и руки слушаются с трудом. Волосы, черные, по пояс, то и дело падают на лицо и кажутся тяжелыми, будто их облили мазутом.
Для того чтобы осознать, что такое безвременье, приходится напрячься. И вспомнить, что за его пределами время есть.
Время.
Раньше они обе жили во времени, а теперь находятся где-то во временном разломе. Тут нет времени. Есть какое-то пространство, довольно невнятное. И, кажется, таким оно не должно быть. Но вот каким должно?
– Я не могу вспомнить даже свое имя, – с досадой говорит высокая темноволосая узница.
– Я тоже, – вздыхает другая. – Давай просто придумаем? Скажи что-нибудь.
– Например? – хмурится темноволосая.
– На-при-мер… На. Приме… Прима! Ты будешь Прима!
– Боже мой, – усмехается та.
– Бо-же… Бо! Зови меня Бо.
Прима удивленно открывает рот, но ничего не говорит. Качает головой. Впрочем, ей все равно, как их сейчас будут звать. В этом безвременье и забвении.
Когда они не спят, ходят и исследуют пространство. Ходить можно вверх и вниз, вправо и влево. Они в сфере, где нет пола и потолка. А кажется, что те непременно должны быть. Кажется, ходить вверх обычно нельзя. Но тут – можно.