У некоторых детей чуть ли не с рождения такой вид, будто внутри кипит бойцовская натура, приправленная желанием где-нибудь набедокурить. И даже если ничего плохого они не замышляют, все ждут от них неприятностей. Именно такой породы была Анна.
– И запомни: девочки не должны драться. Ни при каких обстоятельствах. Мы поняли друг друга? – строго спрашивает мама.
– Я всегда об этом помню, мамочка.
– И?
– Я не буду драться, – обещает девочка. Она сжимает в кулачке краешек маминой юбки и поднимает глаза.
«Хоть и говорит так, но этот взгляд исподлобья такой… хулиганский», – думает женщина и вздыхает. Остается надеяться, что Анна как-нибудь присмиреет через пару лет, когда отправится в школу.
Мама уходит на работу. Анна, как обычно, еще долго сидит и смотрит на дверь, будто мама может плюнуть на работу и вернуться домой. И тогда они бы вместе пошли к пруду кормить уток и есть шоколадное мороженое, и мама бы разрешила Анне покататься на высоких каруселях, на которые обычно не пускают дошкольников…
Подходит старушка-соседка, присматривающая за девочкой, пока родители на работе, и утаскивает ее заплетать косы. Анна не знает, почему, но выйти на улицу она может только при наличии двух косичек с белыми бантами. Естественно, к концу дня ленточки будут в лучшем случае пыльно-серыми, но взрослых это ничему не учит.
После вечности пыток расческой, почти счастливая обладательница почти ровных косичек (ну как это – «не вертись»?) может бежать на улицу. Свобода.
***
Удар. Еще удар. И тянут, тянут за косы в разные стороны. Дурацкие косички. Кто их вообще придумал?
– Дура!
– Что, язык проглотила?
– Не можешь даже постоять за себя. Фу.
Анна сжимает руки замком за спиной. Она сопит и упрямо смотрит исподлобья. Они толкают, бьют и царапают. Они выше и взрослее, они уже школьницы. Неужели им мамы ничего не объяснили?
– Девочки не должны драться, – говорит Анна.
Школьницы смеются.
– Ты бесишь!
***
Соседка мажет ранки Анны зеленкой. Совсем не щиплет – похоже, срок годности истек еще до того, как волосы старушки схватила седина.
– Опять, – качает головой она.
Анна опускает голову и смотрит на свои руки.
– Я никого не била.
– Знаю, – вздыхает старушка.
Анна берет с нее слово, что та ничего не скажет маме. Ран с каждым днем становится все больше, и вскоре старушке приходится идти за новым тюбиком зеленки. Та явно изготовлена в этом веке, а потому жжется. Но Анна стоически терпит. И зеленку, и побои.
Старушка не выдерживает.
– Знаешь, Майя. Твою Анку колотят, – говорит она матери девчушки. – Анка просила не говорить тебе, но я не могу. Она терпит, молчит и никогда не дает им сдачи. Догадываешься, почему?