– Я не люблю тебя, – внезапно, неожиданно даже для самого себя говорит он вслух. – И не ненавижу. Ты мне просто надоела, хуже горькой редьки.
Молчание.
– Что?
Она ошеломленно смотрела на него, он не менее ошеломленно на нее. Потом он вдруг рассмеялся.
– О, Боже… – он хохотал.
Она стиснула зубы, на глазах у нее появились слезы, она покраснела и молча влепила ему пощечину.
Он осекся, прижал руку к покрасневшей щеке. Потом взглянул на нее, и увидел, как она молча стоит и плачет, с покрасневшим от ярости лицом.
– О Боже, – произнес он уже совсем по-другому, и рванулся к ней, протягивая руки. – Прости, прости меня, пожалуйста прости, я просто с ума сошел…
Она отталкивает его руки и шарахается назад с лицом, перекошенным дикой болью, глядя на него.
– Нет!
Она смотрит на него, на лице ее неверие в происходящее.
Она мотает головой и садится.
– Что за глупость…
Она берет чашку, пытается отпить, но руки трясутся мелкой дрожью. Она держит чашку, потом вдруг в ярости с силой ставит ее. Она обхватывает себя за худые плечи, словно пытаясь защититься.
– Боже, как гадко, – говорит она тихо. – Как пошло и глупо. Хуже горькой редьки, действительно. – Она усмехается уже почти спокойная. Слезы прошли, только сердце словно сжали, боль невыносимая.
Он шагает к ней:
– Прости… –
Она бьет его по плечу наотмашь, только чтобы от замолчал:
– Нет! Не говори ничего. Ты сказал только то, что думал. Не больше и не меньше.
Она молчит. Потом смотрит на него разрывающими душу глазами:
– Почему, скажи мне, почему в мой жизни все так пошло и глупо заканчивается?
Она опускает голову в ладони и просто сидит так. Он садится на свой стул и тоже сидит, глядя в окно. Между ними – молчание.
Вдруг он не выдерживает и обхватывает ее за плечи, стискивает что есть сил, останутся синяки:
– Посмотри на меня! Посмотри! – она поднимает голову, ее глаза совершенно сухие, уставшие и полные дикой тоски. – Посмотри мне в глаза и скажи, что до сих пор меня любишь.
– Я не люблю тебя, – говорит она. – В том-то и дело.
Игла граммофона подпрыгнула, раздался резкий взвизг, оборвавший его воспоминания. Снова шуршание и тишина – Виктор удивленно посмотрел на пластинку и поднялся, чтобы поменять ее. И в этот момент раздались слова, пластинка оказывается продолжалась:
– «Когда я вернулся из университета, она была уже мертва. Покончила с собой.»
И вот перед ним не красный ковер, а обычный белый кафельный пол и белая ванная с золотыми кранами. И ярко-красная вода.
И она – лежит в ванне, голубые глаза смотрят в никуда. Белое тело ее уходит под воду, тонкие руки с изящными длинными кистями покоятся на животе, рот чуть приоткрыт, обнажая ровные белые зубы. Золотые пряди стекают в воду. Белая, холодная как мрамор, прекрасная и отвратительная.