– Некогда годить, – ответил Алексанко. – Скоро ночь, уже заходит солнце. Ночью отдохнут, мужиков нет, беспокоить некому.
Женщины захохотали.
– А ты к нам приходи, – сказала Пашка. – Вот и побеспокоишь.
Алексанко одной рукой разгладил бороду, другой подтянул осевшие вниз штаны, широко заулыбался. Глядел на раскрасневшуюся, потную, с распущенными волосами Пашку. Думал, что неплохо бы и сходить, но ответил:
– Эх, если бы годков десять скинуть.
– Брось прибедняться, – заговорили женщины, – ведь к Марье-то Тиминой ходишь.
Алексанко серьезно ответил:
– Хожу. А знаете зачем? Пить чай.
Женщины снова захохотали. Все разом заговорили:
– Знаем мы эти чаи.
Алексанко повелительно, как на подчиненных, крикнул:
– Впрягайтесь, поехали.
И женщины потащили плуг.
Николай, улыбаясь, вдогонку кричал:
– Алексанко, ты кнут возьми, быстрее дело пойдет.
Так они после колхозной работы пахали свои участки. Военный голод многих заставил вернуться в деревню и заняться не колхозной, а личной землей. Население деревни, включая старых и малых, трудилось на своих участках. Копали лопатами, боронили железными граблями, садили овощи и картошку, сеяли ячмень. Немногие пахали плугом, опять же на себе. На картофельном поле с невыкопанной прошлогодней колхозной картошкой целыми днями паслись старики и дети, выбирая клубни, превратившиеся в кусочек белого вещества, похожего на крахмал. Это вещество добавляли к мелко изрезанной траве и пекли хлеб. Этим хлебом деревня жила.
Скурихин не обманул, послал сразу оба трактора. С тракторами приехал и бригадир Филипп Тихонов. Для питания трактористов председатель поручила забить овцу и выпечь хлеб. Алексанко точил нож и возмущался:
– Где это видано, весной заставляют забивать тощую овечку. Бедная кое-как пережила зиму, не поспела еще по-настоящему отогреться на солнышке, и ягнята-то еще не подросли.
– Ты не возмущайся, а делай, – говорила Пашка. – Любое дело поручи, сначала наговоришься, а потом выполнишь.
Сам Алексанко радовался: поручили снова ему, а не кому-то другому. Колхоз без него, как без председателя, обходиться не мог.
Трактора поставили на ближние участки поля рядом с деревней. Круглые сутки раздавался гул моторов. Работа спорилась, Пашкины опасения не оправдались. Трактора не ломались, трактористы старались работать хорошо. Правление колхоза поручило Николаю вместе с бригадиром Лидой подобрать участки под посевы, замерить и составить план. Счетовода в колхозе не было, считать нечего. Обязанности счетовода выполняла Лида.
Николай ходил по заросшим сорняками полям, по давно не кошенным сенокосам колхоза и думал: «Война, сколько же бед ты натворила. Унесла, искалечила и похоронила почти всех мужиков и парней деревни. Работать стало некому, хозяйство осиротело. Даже личного скота во всей деревне осталось двадцать коров. Собаки и те стали редкостью. В лесу расплодились стаи голодных волков».