Молодые люди отправились в покои романовского доктора, умного и тихого человека, который только наложил на сильно ушибленную руку Андрея тугую повязку и, неодобрительно качнув головой, отпустил детей, умолчав о происшедшем в последствие.
Глава пятая.
Ещё в начале февраля 1917 года доктор Ольги Валерьяновны Палей подтвердил, что болезненное состояние Владимира напрямую связано с его фронтовым ранением. Со дня на день ухудшалось самочувствие князя, а вскоре доктора стали опасаться за руку Владимира, которая нуждалась в помощи, буквально молила о ней. Большинство врачей утверждало, что необходимо вывести князя заграницу на лечение, однако свершившаяся революция и отречение императора заставили знатных людей по всем уголкам России, в особенности потомков Романовых, затаиться и спрятаться. Начиная с февраля месяца, Владимир проживал в своём имении в Царском Селе вместе с матерью и сёстрами, всячески заботящимися о его самочувствии, которое сильно колебалось, и нельзя было предсказать, в каком состоянии он проснётся завтра. Хоть иногда и доходило до критического минимума, князь неутомимо боролся за свою жизнь, и к лету, казалось, состояние здоровья Владимира стабилизировалось: князь стал выходить на прогулки, писать понемногу, интересоваться новостями. В начале августа, когда семья НиколаяII и два князя Маслова были перевезены в Тобольск, Владимир случайно узнал, что Александры не было среди ссыльных, что она одна сейчас ухаживает за больной матерью в Чёрных прудах, и глубокий, сжимающий сердце страх посетил юношу; он, не раздумывая даже, собрал свои вещи и спустился в холл особняка ожидать только заказанную им бричку.
– Нет, нет и нет! – звонко заявила спускающаяся по мраморным ступеням Ольга Валерьяновна, – Владимир, сие абсолютно безответственно, ты ещё не поправился основательно, а желаешь ехать бог весть куда! И зачем? Какой в сим резон? Твоя любезная Александра даже в ссылку не попала, живёт себе преспокойно с Ольгой Николаевной. А ты что же? Своё здоровье губить собираешься: трястись в холодной кибитке? Не позволю!
Владимир только беззвучно и мягко посмотрел на свою мать, поцеловал её широкий белый лоб и, взяв в руку чемодан, вышел прочь из особняка. Тёплое летнее солнышко тотчас приласкало бледное чело князя, а досель свежий, утренний ветерок потрепал легко светлые, мягкие волосы его. Сердце Владимира билось часто, дыхание прерывалось, но он быстро и неотступно шёл вперёд, впервые за последнее время он чувствовал моральный подъём, и позабыл он и о больной руке, и вновь приходили ему в голову стихотворные строчки, он вновь жил и чувствовал, дышал и наслаждался окружающей его природой. Владимир шёл и шёл вперёд, пока тройка, заказанная им, не показалась на горизонте. Три крупные чёрные лошади рвались вперёд, подвластные только поводьям ямщика, который, глотая свежий ветер, мерно постукивал ногой своей и покуривал турецкую трубочку. Владимир двигался навстречу кибитке до тех самых пор, пока она не остановилась. Извозчик хотел было слезть с козлов, но Владимир быстрым жестом остановил его и, широко улыбаясь, заскочил в открытый экипаж.