– Что же Вам, князь, не сидится-то на месте? Куда турне держать будем-с? – полюбопытствовал чернобородый крупный мужчина, сидящий на облучке, немного картавя, как бы под стать французам.
– На Петровский остров, пожалуйте, – распорядился Владимир, протягивая деньги, – Васильич, поезжай скорее.
– Что ж Вы, князь, за кого меня принимаете? Чтобы я, да с собственного хозяина деньги?! – изумился он, разворачиваясь и переводя на Владимира свои косоватые серые глаза.
– Я не твой хозяин, а деньги лучше возьми, возьми и довези скорее меня, Васильич, прошу тебя.
Лошади тронулись и понеслись, словно жеребята, по мощёной дороге Царского Села. Владимир закинул ногу на ногу, скрестил пальцы и устремил взор своих светлых глаз на проносящиеся мимо поля. Мерный стук копыт, успокаивающе действующий на людей, сейчас ужасно нервировал князя. Сначала он пытался не слушать, но у него решительно не получалось, потому Владимир достал большую тёмную сигару, долго переминал её своими длинными пальцами, нюхал и, наконец, поджог и сделал первую затяжку. Некая доза спокойствия разлилась по его жилам, и он запрокинул голову, медленно выпуская дым.
– Нервничаете, батюшка Владимир Павлович? – спросил, повернувшись ловко на козлах, Григорий Васильевич.
– Отчего мне не нервничать? Времена-то какие! – заговорил, вновь выпуская ароматный дым, князь, – к тому же мчусь, куда не звали, к человеку, которому не писал, которая должно быть сердится. Она так красива, а когда обижается, очи её пылают, обжигая яростно всех прямым взором своим. А глаза у неё чёрные и большие, как смотришь в ночное северное небо, и невозможно взгляд отвести и насмотреться невозможно. К ней подойдёшь, дотронешься кончиками пальцев до плеча её, а она отдёрнется, отвернётся и будет долго стоять одна, глядя в пустоту, а потом подойдёт и мягко положит голову тебе на грудь, глубоко так вздохнёт, и ты понимаешь: она простила тебя, и все мысли уходят из головы, и ты прижимаешь её к себе и долго не можешь отпустить. А теперь и не знаю, простит ли, а коли и не простит, надо помочь ей с больною матерью, и чёрт меня дери: расшибусь вусмерть, а мою princess вовек не покину. Слишком люблю её для этого…
– Вы это про княжну Александру Владимировну Маслову, не так ли, милостивый?
– Так, конечно про неё, о ком же… постой, Васильич, как ты…как ты догадался, о ком я говорю?
– А как? Чай, на Петровский остров путь держим, в Чёрные пруды, а оно есть имение Масловых, и нынче, чай, весь Петербург любуется романом вашим.
– То есть как – весь Петербург?
– Знать не знаю-с, батюшка, да только все говаривают об вас, да любуются, да радуются вами.