– Это…это…невыносимо, зачем ты меня так истязаешь, зачем даёшь мне эти…пустяки, – Александра казалась совсем слепым котёнком, который метался в темноте, пытаясь найти выход, бился о стенки коробка, в котором его заперли. Однако Александра вовсе не была слепа. Она знала, что всё прочитанное, увиденное ею теперь правда, но не хотела признаваться в этом ни себе, ни кому бы то ни было.
– Алекс, – Джон взял Александру аккуратно за руку, но тут же отдёрнулся отчего-то и переложил руку на плечо её. – я знаю, это ужасно, прости меня, пожалуйста…
– Прочти, – вдруг, будто очнувшись от транса, воскликнула Александра, – где же…где же? – она копалась в сумке, но движения её были медленными и неуклюжими, – Вот! Вот… письмо! – во весь голос крикнула она, нервозно посмеиваясь, – письмо, оно для тебя, от Володи, оно тебя переубедит. – она протянула судорожно сокращающейся рукою письмо, измятое совсем и отчего-то пожелтевшее. – Бери! Возьми скорее! – на что Джон только качнул головой.
– Открой его, Алекс, оно ведь вовсе не для меня.
Александра согнула руку и поднесла письмо совсем близко к глазам, будто пытаясь найти что-то в трещинах на бумаге. Потом она медленно отодвинула письмо, и какая-то холодная и болезненная слеза выкатилась из глаза и побежала по бледной щеке. Она развернула письмо и всхлипнула, снова сворачивая бумагу.
– Нет! Я не могу! Нет! – крикнула она, но тут же вновь раскрыла бумагу.
«Александра, милая моя, я безумно сильно люблю тебя и буду любить, что бы не случилось со мною, что бы не произошло. Говорю я это не для того, чтобы выставить на показ какие-то чувства свои, я просто хочу, чтобы ты знала это, помнила об этом всегда. Я не хочу прощаться с тобою, но видит Бог, я должен, должен оттого, что знаю. Писать об этом труднее, чем сказать, а, может быть, и нет, кто разберёт? я теряюсь, потому что не хочу, потому что через мгновение нестерпимо сильно раню тебя, обязан это сделать. Помнишь, я написал тебе письмо? На самом деле, я ещё не сделал этого, только собираюсь с духом написать, потому что понимаю, что это в сущности своей будет чистою ложью.
Princess, я не знаю, сказал ли тебе Джон о том, что все они, впрочем, отмучались. Настал мой черёд. Я понимаю это. Я никого не виню. Я только нежность чувствую теперь, нежность и любовь. Я погибаю за страну, за фамилию, которую гордо пронесу по самый гроб и от которой не откажусь; я погибаю рядом со своими братьями, и я счастлив погибнуть плечом к плечу с ними. Раньше я думал, что единственное, чего я хочу, чтобы ты рядом со мною была, но теперь, теперь нет, теперь я рад, что ты далеко, недосягаемо далеко.