Кира слушал его, слабо улыбаясь. Прекрасное поколение, вырастившее их родителей, говорящее на понятном только им языке. Все давно привыкли, никто не трогал их, и они мирно доживали свои дни… раньше.
– Видели б, гайзы, вы меня в двадцать девятом! Чисто КС на максималках! Десять лет народ в друг друга палил, я даже в Сирии воевал… а, сука!
– Осторожнее, – предостерег его Кира, – Рана глубокая.
– И на Бога мы тогда не особо надеялись. У нас светская страна была… ну, официально. Ваще ни на что не надеялись, не понимали – нахрена ваще всё это? Сидели как-то с товарищем моим, орали с мемесов про пендосов, и тут он спрашивает типа: а чё мы деремся-то? А я их ненавидел всех, проклятых, потому что они… ну, потому что они ж другие, другой народ! И тут чё-то задумался. И говорю ему: ну а хрена ли не драться за страну-то родную? А сам думаю. А потом закончилось всё. И нам говорили потом, что они монстры были, рил, натуральные, и в Бога другого верят… а я же это… я всё видел…
– Жан, вам не стоит много говорить.
– Я видел всё. Что они не чудовища какие-то, а люди. А чудовища те, кто друг с другом воюет… и лут из них гнилой. И тима прогнившая. Такая разруха была… а этот митинг в сороковом… вы-то, молодежь, и слова-то такого не помните, а вы скажите, какого я после войны жрал крыс, а у них дворцы? Это же я в ПВП выходил, не они! И почему я молиться должен, когда Господь братюнь моих не защитил?! А они говорили, что это те напали, но я знал! И взял… и взял им назло… в Лучи…
– Не давай ему встать.
– Я пытаюсь.
– Да вы, что вы! Ой, нубы! Думаете, изменится что-то?! Мы сто раз пробовали, а в итоге нас всех закрыли и погребли здесь в кольце МКАДа-Ада! Ха-ха! Зато с квартирами! Только мы не ветераны, мы – помехи историю переписать! Ха! Ну и лица у вас… такая себе пати…
Кира не хотел бы умирать также – от кровопотери, плохо понимая, что происходит. Или, наоборот, понимая слишком хорошо.
– Так, готовься, – сказал Вадим тише, – сейчас будет кричать.
Они крепко держали старика за руки, а Олег зажимал ему рот, чтоб на крики не слетелись враги и вороны. Когда Жан перестал дёргаться, они ещё некоторое время сидели рядом с ним, не глядя ни на него, ни друг на друга.
– Ты там про какого-то Дарвина говорил, – вспомнил Кира, чувствуя в голове какую-то легкость, а в груди – очередную пулю, полученную за другого.
– Что? А, да… – Вадим смотрел только на свои руки, красные и дрожащие, – там давно ещё, веке в девятнадцатом, один мужик сказал, что нас не Бог создал, а мы от других существ произошли. От обезьян, что ли…