Но она не хочет. И никогда не сможет.
– Ох, да что такое? – уже второй день кожа под кольцом неприятно чесалась, будто тело Даны пыталось ей о чем-то сказать. Или это просто раздражение из-за того, что она его редко снимает? Девушка стянула кольцо (оно, почти вросшее в кость, перемещалось с большим сопротивлением), аккуратно положила на полку и долго терла палец намыленной мочалкой, до тех пор, пока кожа не перестала чесаться. Вот и всё. Никаких глупых символов и суеверий, просто грязь.
– ДАНА! ДАНА!!! – сквозь шум воды донесся крик из комнаты, и девушка, схватив полотенце, бросилась туда, судя по громкости крика, ожидая увидеть подругу как минимум со сломанной ногой и как максимум – беременной. Но Юлька сидела на диване и втыкала в старенький телек, по которому передавали утренние новости. Не заметив, что соседка рядом, она заорала снова, – ДАНА, СКОРЕЕ!
– Тупица, – Дана залепила соседке подзатыльник, – Я думала, что ты тут подыхаешь, идиотка!
– Ты глянь! – Юлька даже не повернулась к ней, даже не возмутилась физическому насилию. Все её внимание было приковано к происходящему на экране, где корреспондент что-то вещал, стоя напротив стены…видимо, станции метро, – Вчера четыре станции, сегодня ещё две. Когда они успевают?!
Дана, поплотнее запахнув полотенце, опустилась рядом с подругой, забив на то, что с влажных от душа волос капает вода. Корреспондент говорил что-то об архитектурных ценностях города и показывал на стену станции, где, прямо под названием «МАЯКОВСКАЯ», шла другая надпись, ярко-красная, выведенная, судя по всему, краской, продолжающая название и заключающая её в новый смысл. Дане казалось, что она может слышать её пылающе-негодующую песнь даже сквозь телевизионный экран:
МАЯКОВСКАЯ правда была в ритме и слове. Вы забираете у нас и то, и другое!
– Нам бы их наглость, – с плохо скрываемой завистью прошипела Юлька, когда вместо станции метро экран стал демонстрировать бородатого священника, призывающего всех вести себя правильно и не оскорблять исторические ценности, – Уж тогда бы мы…
– Спалились и давно сидели бы за решеткой.
– Какая же ты пессимистка…
– Я реалистка, – взглянув на часы и осознав, что осталось не так уж много времени, Дана потянулась к фену, – Если хочешь выжить в этом мире, нужно уметь подстраиваться. Если бы мы все выпячивали то, что отличает нас от других…
«Помни: я хочу помочь».
Дана оборвала внутренний голос, не давая мыслям уйти дальше, в темные глубины её прошлого и ужас вчерашнего дня. Она ничего не выпячивает, она приспособилась к миру, ей не нужна помощь какого-то психопата…