Васильич начал было говорить, что даже Дмитрий Иванович…
Но Таволга его перебил: «… создал Периодическую систему элементов, но водки в этой таблице нет! Водка – это благородный напиток, в отличие от самогона, сидра и браги. Но добавление в неё чего бы то ни было умаляет это свойство». И добавил, что он травить людей не будет! А я с грустью подумал, что мы с Васильичем периодически травимся: ведь не каждый день в деревне свадьба. И надо бы побороться с Периодичностью.
Нет, все-таки не зря у нашего народа водка ассоциируется с Менделеевым!
***
Мы выпили с Любой в полной задумчивости. И тут же, как по команде Высшей силы бросились целоваться. Не то чтобы «чмок, чмок» в щёчку или губки, как раньше, а по-настоящему. Поцелуй как половой акт. Поцелуй как проникновение. Проникновение с равными возможностями у мужчины и женщины. И тут кто кого или поочерёдно. Я не люблю целоваться из-за отсутствия финала в этом процессе. Знак бесконечности – это знак поцелуя.
Но моя правая рука уже заползла под трусики и ощупывала ягодицы Любы, неуклонно приближаясь к середине. В этот момент мы закончили целоваться, и рука ретировалась.
– Андрей, – сказала Люба, глядя на меня исподлобья, – мне семья не важна, мне нужен ребёнок. Сделай мне дочку. А там как хочешь. Хочешь – живи со мной, хочешь – нет. Я буду не в претензии.
– Знаешь. Я сейчас не могу – я сейчас пьяный, – ответил я, ничего не понимая. – Может пьяные сперматозоиды – это ненаучно, но это и не важно. Это табу.
Васильич, который Кукушкин, как-то мне сказал: «Каждый человек имеет право на песню. Есть у тебя слух, нет у тебя слуха, есть у тебя голос, нет у тебя голоса, есть у тебя деньги, нет у тебя денег – у тебя всегда есть право. Право на песню. Пой, если душа просит». Я не помню, по какому поводу это было сказано, так как с Васильичем пить-то мы пили, но никогда не пели. Хотя когда делаешь первое, трудно гарантировать отсутствие второго.
Когда наступила музыкальная часть свадьбы, и полились звуки, я вспомнил Кукушкинский билль о праве на песню. Здесь было всё: и гармошка, и баян, и гитара, и разновидности цимбал. И ещё, хоровое пение. Которое я уже слышал ночью в лунном сиянии Станции. Я, как и тогда, не понимал содержания. Все слова в песне заканчивались на уменьшительно-ласкательный суффиксы. Но я чувствовал: тоска и одиночество наполняют этот мир без границ. Эти песнопения были как дождь для души и как ножом по стеклу – очищали, мыли и скрябали. И текли слезы радости, потому что во всех этих песнях было предчувствие рассвета. А может это просто алкоголь? Хорошо, что уже темно. Темнота – друг молодёжи и тех, кто из них потом получается.