– Да, я помню, – сказал Швиндлерман. – Только сказка оказалась недолгой и с коротким путчем в конце. Тогда многие сказки закончились.
Мы молча помолчали о судьбах нашей страны.
– Я вспомнил! – я действительно неожиданно вспомнил. – Представляешь, когда я устал от советской системы управления… Это когда очень много начальства, а комплектующих нет, и ты на неделе воздух пинаешь. Совершенно бесплатно, потому что у тебя сделка. А в выходные тебя заставляют выходить на работу, потому что подвезли эти самые детали, которые должны были вылупиться ещё в среду. Я решил – хватит быть пролетариатом и уволился. Прихожу на биржу труда, и заявляю им, совершенно без пафоса, что я – Учитель! А они мне и говорят: «Иди на фиг, учитель. Через три года наступает дисквалификация, будь ты хоть водитель паровоза».
И этим тёткам я тоже благодарен, что обошлись со мной чёрство, и прибили гвоздями к полу мою розовую мечту.
– И тут появляется Швиндлерман! – торжественно объявил Швиндлерман, как будто и правду выходя на сцену.
При этом он сощурил свои глазки в такую ухмылку, что я почувствовал что-то «фаустовское».
– И предлагает тебе работу учителя в богоугодном месте! – артистично закончил свою репризу Швиндлерман с интонациями Мефистофеля.
– Точно! Богоугодное место прямо под куполом! – продолжил я его мысль и исполнил, как мог, клоунский марш, -
Ту-ра, ту-ра, ту-ра-ту-ра, ту-ра,
Ту-ра, ту-ра, ту-ра-ту-ра, ту-ра,
Ту-ра, ту-ра, ту-ра, ту-ра,
Там, там, там, там-там!
– Я не шучу, и купол тут не при чем, он недействующий, – попытался остановить меня Швиндлерман.
– Недействующий?!
– «Ася, пойдём к нам работать.
– Так у вас же вредность?!
– Какая-такая вредность? А я не чувствую.
– Я не чувствую, не чувствую, не чувствую, не чувствую…» – процитировал я близко к тексту Михаила Маньевича. – Вот и вы не чувствуете. Вы уже не помните, как выглядит и как думает обычный стандартный человек. Вы тут все, то ли одержимые, то ли психи!
– Могу тебя поздравить, – захохотал Швиндлерман, – ты от нас ничем не отличаешься.
– Как можно предлагать работу учителя какому-то бродяге в кедах? – я продемонстрировал Швиндлерману свою обувь. – А Кукушкин, вообще, зовёт меня алкоголиком. Когда сам напьётся.
На этот раз Швиндлерман заржал как лошадь. А я про себя подумал: «Все-таки лошадиная у него фамилия!»
– Да ты знаешь, что после твоего посещения лесопилки мужики пить бросили? – спросил Швиндлерман.
– Я что у них деньги отнял?
– Нет. Ты им что-то сказал, пока Васильич ваши берёзы ровнял. Теперь они рассказывают, что пришёл какой-то маленький в очках, с бородой, и они пообещали ему бросить пить. Неделю уже не пьют. Все село теперь специально ходит в магазин только через лесопилку и глазам своим не верит.