«Ася, ты ходишь по лезвию, пытаясь постичь непостижимое. И, возможно, гонишься за химерами, которых не существует».
«Ну и пусть. Это мои личные химеры, и Глебу я их не отдам. Да, мой муж делает шаг навстречу, но пройдет время, и он забудет обо мне, такой привычной, удобной, незаметной. Хочу ли я этого? Нет, в моей жизни впервые появилось нечто, принадлежащее только мне – личное пространство, где нет никого из тех, кто знал меня слабой. Покидать его я больше не намерена».
Ася вздохнула и отвела глаза.
– Ты сам ответил на свой вопрос. Да, я стала другой и хочу измениться еще.
– А ты не боишься, что эти изменения искалечат тебя? Мы же европейцы, мы ничего не знаем о Востоке. Когда я занимался каратэ в институте, мы постоянно соревновались в силе удара. А ты женщина, у тебя нет такой силы, и я не понимаю, что ты там делаешь. Как это может тебе нравиться? Мазохизм какой-то! – Глеб начал злиться.
– Тебе не о чем беспокоиться именно потому, что я женщина. И это моя главная защита. Никто не заставит меня делать то, что я не смогу делать, и никто меня не ударит без причины. Наши ребята очень вежливы. Отношения к девушкам в спортзале самые мягкие. Например, недавно, Учитель запретил мне выполнять некоторые упражнения, потому что они предназначены только для ребят.
– Какие?
– Поднятие тяжестей.
– А удар палкой по спине?
– Он был не в духе. И я его понимаю. Мы смеялись, нарушили все правила, наплевали на его настроение. И он нас остановил.
– А тебе не обидно? Разве не мог он вас наказать другим способом – отжимания, бег, физо?
– Я не знаю. Если честно, сама этого не понимаю. Я, например, занималась очень ответственно. До тех пор, пока тоже не начала веселиться. Что-то мне подсказывает, что не надо его судить. В этой ситуации есть более глубокий смысл, мне непонятный.
– Солнышко, а ты не задумывалась над тем, что вы все не понимаете, что делаете? Гораздо важнее знать, что делается, чем делать то, что знаешь, это сказал Боэций. Мне кажется, что пока вы следуете только второй части его высказывания.
Ася смело посмотрела в его лицо, пожала плечами.
– А кто может это знать заранее? Только пробовать.
Разговор не получился, как-то смялся сам собой, увяз. Мимолетный миг единения растаял, Ася снова увидела прежнего Глеба – надменного, самоуверенного, ироничного. Будто после ее отказа слетела с него маска. И от этого стало горько – так горько, будто Ася, сделав свой выбор, осталась совершенно одна. Окончательно.
Первый год, который Ася провела в спортзале, был необычным во всех отношениях. Весной она успешно аттестовалась на оранжевый пояс: выучила три ката каратэ, овладела правильным дыханием, свободно била по макиваре, без особого напряжения бегала семь кругов по стадиону (почти три с половиной километра), отжималась на кулаках, пальцах и запястьях. Ее тело начало понимать смысл движений, Ася получала удовольствие от выполняемых по воздуху блоков и ударов. Если такой удар выходил четким, она чувствовала, как по ее телу – от опорной пятки до сжатого кулака – проходила волна энергии. Гораздо хуже было, когда эта волна из-за нарушения траектории движения застревала и рассеивалась где-то на середине пути – в районе бедер или позвоночника, и тогда неправильно выполненный удар отдавался болью в суставах и связках. Исправляя ошибку, она повторяла движение медленно, потом с ускорением, потом снова добивалась четкости. И так – до бесконечности.