Андре пытался выглядеть иначе. Но у него ничего не получалось: даже самая короткая стрижка делала его всего лишь коротко стриженой девочкой с глазами олененка Бэмби и тонкой трогательной шейкой. Он пытался сидеть на протеине, чтобы накачать мускулы – но тогда из него вдруг начинала вырисовываться квадратная грубая баба. И это было еще хуже.
Его лицо сводило на «нет» все попытки что-либо изменить.
Трагедия заключалась еще и в том, что Андре нравилось быть парнем. Он не ощущал себя девушкой, он любил именно эпатаж, а не женские шмотки и косметику. Он любил свою работу – подиум, известных дизайнеров, фотосеты, рекламу, интервью, перелеты, показы, каталоги, шоу-румы… Но никогда, ни разу, у него не мелькнуло желания ПО-НАСТОЯЩЕМУ ощутить себя девушкой. Не возникло желания говорить, манерно растягивая гласные, капризничать, надувать губки, закатывать истерики на площадке – так, как это делали другие девчонки.
Дизайнеры заставляли его проявлять все больше и больше женственности на подиуме, и словно назло им все внутри Андре корчилось и сопротивлялось этому. Его выворачивало от вида собственного лица после мейк апа. Его тошнило от окриков на репетиции – «побольше томности, детка!». Он до крови впивался ногтями в ладонь, сжимая кулаки и стараясь не заплакать, когда журналисты в тысячный раз спрашивали, кем он себя ощущает – мужчиной или женщиной. Но надо было улыбаться – улыбаться и изображать счастье, и от своей работы, и от своей внешности…
Однако все чаще и чаще возникло желание забросить всю эту мишуру подальше, плюнуть на заработки и деньги, и просто быть самим собой. С кем-то, кому он, парень Андре, будет нужен и интересен.
Только вот беда: никто, ни один человек не воспринял его, как одно общее целое.
– Я ненавижу тебя, – говорил он зеркалу с утра, – ненавижу тебя, слышишь, ты, белокурая бл*дь, испортившая мне всю мою гребаную жизнь? Как же я тебя не-на-виии-жуууу…
Сейчас, высадив Бена у его двери, Андре отпустил такси, и пешком пошел по Парк-авеню. До его дома было еще несколько кварталов, но парень шел медленно, еле волоча ноги и совсем не думая, какое впечатление он производит. Наверное, прохожие воспринимали его, как дорогую проститутку, возвращающуюся после работы: немножко смазанный макияж, остатки прически, короткая юбка, заплетающаяся походка… но ему было плевать. Он шел, устремив невидящие глаза вперед, и повторял про себя: мне плевать. Мне на все плевать. Я устал. Устал. Устал…
_________
* В фортепианной пьесе Андре Амлена «Цирковой галоп», называемой также «Смерть пианиста» и написанной для механического фортепиано, аккорды, проигрываемые в слишком быстром темпе, состоят из семи-восьми нотных знаков для каждой руки.